Белый снег – Восточный ветер,

22
18
20
22
24
26
28
30

В царившем полумраке трудно было определить, живы ли арестованные. Взять их удалось только потому, что оба были ранены, да вдобавок ко всему парней здорово отдубасили полицейские.

Дулепов подошел к одному из них и коснулся носком сапога. Подпольщик зашевелился, открыл глаза. Дулепов поразился его молодости – лет двадцать, не больше, родился после революции, судя по всему, вырос здесь, в Харбине. И какого рожна он вляпался в это дело?

Из коридора раздалось гулкое эхо шагов, и в камеру в сопровождении ротмистра вошел хорунжий Заричный, негласно имевший кличку Живодер. Его побаивались даже подчиненные Дулепова. Внешность Заричного была под стать кличке – низкий лоб, широкие скулы, маленькие глаза, кривой рот (на одной губе остался шрам от удара красногвардейской сабли), утонувшая в плечах шея, короткое квадратное тело и длиннющие, свисающие почти до колен руки с ладонями-лопатами – как поговаривали, Заричный играючи мог разогнуть подкову.

Хорунжий остановился рядом с Сасо, и тот невольно отодвинулся. Находиться рядом с таким человеком ему было неприятно.

Дулепов мотнул головой в сторону распростертых на полутел и распорядился:

– Займись, Никола. Надо развязать языки!

– Та куды они денутся, – хмыкнул тот, и его обезьяноподобная физиономия пошла трещинами.

– Только не переборщи, они нам живыми нужны! – предупредил Дулепов и кивнул надзирателю: – Принеси табуретки!

Хорунжий склонился над пленными и покачал головой:

– Эти долго не выдержат. Вон у рыжего дырка в башке!

– А ты поторопись, – встрял Сасо.

– Та вы не переживайте так. Красные, они живучи как кошки.

Заричный схватил ведро с водой, стоявшее в углу камеры, и вылил на арестованных. По полу растеклись бурые ручьи; один из парней, тот, что помоложе, застонал.

– Вот с этого хлопчика и начнем. А ну, вставай. – Ударом сапога хорунжий заставил парня сесть.

Дулепов вздрогнул – так на него никто не смотрел со времен Гражданской войны. «Какже они ненавидят нас…» – подумал полковника вслух произнес:

– У… звереныш… – На большее его не хватило.

– Жить хочешь? – спросил парня Сасо, но так и не услышал ответа.

– Не старайтесь, господин Сасо. Эти выродки понимают, только когда с них шкуру сдирают, да и то не все. Да вы садитесь, садитесь, господа, – кивнул он в сторону табуреток. – Спектакль только начинается. Действие первое, начинай, Никола.

Хорунжий проверил, туго ли завязана веревка на руках подпольщика, легко приподнял его и вздернул на торчавший из стены металлический крюк. После этого, не торопясь, достал из ящика примус, разжег огонь и подсунул под босые ноги. Парень закричал, и наверху, в комнате дежурного, поспешно закрыли дверь, чтобы не слышать дальнейшего.

Пытки продолжались до глубокой ночи, но добиться ничего не удалось: пленные молчали даже тогда, когда ледяная вода из ведра приводила их в чувство. Первыми ушли японцы. Привычные к картине пыток, они все же устали от однообразия обещанного Дулеповым спектакля. Не выдержал и Дулепов. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что… сочувствует подпольщикам, восхищается стойкостью врага. Мысль была явно вредной, поэтому, отдав приказание хорунжему продолжать, он тоже покинул подвал. За ним потянулся Ясновский.