Белый снег – Восточный ветер,

– Приобщите к делу, а трупом пусть занимается комендант!

– Есть! – ответил Фитин и остался стоять.

Берия грозно блеснул пенсне:

– Павел Михайлович, что тебе еще не ясно?

Тот замялся и, набравшись смелости, сказал:

– Товарищ нарком, разрешите отдать ему последний человеческий и военный долг…

– Что?! – Берия поправил пенсне на переносице и строго посмотрел на стоящего перед ним подчиненного.

Возглас Берии невольно заставил Фитина подтянуться, но смелый мужской характер взял свое. Он упрямо повторил:

– Лаврентий Павлович, разрешите… Он это честно заслужил.

Нарком посмотрел на него долгим, немигающим взглядом. В какой-то момент взгляд его потеплел, выражение лица смягчилось.

– Жалеешь его, Павел Михайлович, и, наверное, думаешь, что я безжалостный и злой душегубец? – качнул головой Берия. Фитин промолчал, а Берия продолжил: – Ты молод и руководствуешься эмоциями, но в политике, а разведка – это больше чем политика, эмоции – непозволительная роскошь. – В голосе наркома вновь зазвучал металл. – Товарищ Сталин и партия поставили нас на эти посты, чтобы я, ты и твой Плакс не жалели себя и, когда понадобится, не задумываясь, отдали свою жизнь! Идет война, и мы не имеем права на жалость, враг только и ждет этого! Плакс прекрасно осознавал, на что шел, но сейчас не время говорить о нем.

– Лаврентий Павлович, я прошу самую малость, – не сдавался Фитин.

– Малость, говоришь?

– Товарищ нарком…

– Ох, и упрямый же ты мужик, Павел Михайлович. Ладно, разрешаю, – уступил Берия, но предупредил: – Только, смотри, без лишнего шума, а то не успеешь похоронить, как сам в ту же очередь встанешь.

– Все будет нормально, Лаврентий Павлович! – оживился Фитин и поспешно покинул кабинет.

На следующий день, ранним мартовским утром сорок второго года, на закрытом военном кладбище у одинокой могилы собралась небольшая группа людей. Снег крупными хлопьями ложился на пальто и шинели, темными пятнами расплывался на свежеструганных досках заколоченного гроба, тонкими струйками сочился по комьям земли. Несколько минут у могилы царила тишина, никто не произнес ни слова, затем моложавый старший майор государственной безопасности кивнул начальнику похоронной команды. Тот махнул рукой, и по спинам кладбищенских рабочих заскользили веревки. Гроб медленно опускался на дно могилы. Майор расстегнул кобуру, его рука взметнула пистолет вверх, и три коротких выстрела проводили в последний путь Израиля Плакса.

Толкавшийся поблизости кладбищенский сторож не утерпел, протиснулся к могиле и спросил:

– Товарищ майор, генерала, что ли, хороните?

– Он был больше, чем генерал, – печально обронил тот, развернулся и, тяжело ступая, пошел на выход.