Белый князь

22
18
20
22
24
26
28
30

Прошло какое-то время, прежде чем воевода разложился, поздоровался, поговорил с ксендзем и мог вернуться к Гневошу. Он был спокоен, не проявлял ни малейшей озабоченности, и так свободно себя вёл, будто дела Гневковского князя на свете не было.

Это произвело впечатление на старика, затем Судзивой сказал, кладя руку ему на плечо:

– Я слышал, вы были у князя Владислава и должны знать, что он намеревается делать. Плохие люди его надоумили, бедняга губит себя. Жаль мне его…

Гневош только что-то невыразительно пробубнил.

– Вы знаете что-нибудь? Гневош… вы были с ним в хороший отношениях; пока есть время, спасайте его.

– Что я могу, пане воевода? – забормотал старик.

– Вы можете, если захотите, сказать мне слова правды, – продолжал дальше серьёзно воевода. – Он давно покинул родину, не знает её, не видит того, что никоим образом не удержится, когда я на него пойду, король на него гневается; он мог бы его разоружить смирением, а так ничего не добьётся, может жизни лишиться, или пойдёт на многолетнее рабство. Влоцлавек взят, та же судьба ждёт Золоторыю и другие замки.

Он пожал плечами.

– Мне приказали быть очень суровым, – говорил он, – никто не будет прощён… Нет уверенности, что голова будет на плечах…

Хоть немного испуганный и откровенной речью Судзивоя выведенный из заблуждений, Гневош хотел попробовать встать в защиту Белого.

– Пане воевода, – сказал он, – надобно пожалеть его и сдержаться. Всё-таки в его жилах течёт кровь наших королей.

– Да, – прервал Судзивой, – но в течение веков она так смешалась с разными сточными водами, что уже там не почувствовать её и не узнать…

– Жаль его…

– А чем это поможет, когда он сам себе вредит и не жалеет себя, – подхватил Судзивой. – Мне тоже его жаль… а потому, когда мои солдаты его убьют, я не скажу ни слова. Нет для него пощады, только покорность и примирение с королём, которого предал.

– Его вытеснили несправедливо, – сказал Гневош.

– Да он сам себя вытеснил и продался, взял деньги у Казимира.

– Другим раздали уделы, – ответил старик.

– Ведь монахи не правят, а он надел рясу, и хотя снял её, не перестал быть монахом.

Гневош замолчал.

– Вы его друг, – сказал воевода, приближаясь к старику. – В самом деле, вы должны бы привести его в себя. Когда он доведёт нас до крайности, его ждёт злой рок… сдавшись, он имел бы во мне защитника.