– Когда?
– Послезавтра.
Я даже растерялся. Надо же, а я ничего не знал, молчала, как партизан. Вот это выдержка. А потом обрадовался – поедет! Может, познакомится там с кем-нибудь. И тут же стало неловко: будто я её спихиваю. Но ведь мне правда хочется, чтобы у неё была жизнь, друзья разные, я же не могу её за руку водить все время!
…И вдруг стало обидно, что она так скоро уедет.
– Ты мне напиши, ладно? – сказал я.
Герду выписали домой; мой отец отвёз её из больницы на машине. Видимо, у неё и правда нет никого близких – только папа смог. Больше некому.
Я пришёл к ней после экзамена. А у неё… у неё моя мама сидит!
– Ого, – говорю я.
Потому что она не просто сидит, скажем, кофе пьёт. Она сидит за виолончелью.
– На чём мы остановились? – спрашивает Герда.
– Ну, нет! – качает головой мама. – Я при Кирюхе не могу.
– Как же вы дома заниматься собираетесь? – спрашивает Герда.
– Чего? Как заниматься?!. – не понимаю я.
Мама смеётся:
– Вот, решила на старости лет. Когда человек ходит на работу с виолончелью, начинает себя чувствовать виолончелистом.
Вот это номер! Они с Гердой занимаются!
Всё же ерунду я выдумал тогда про Лиду: конечно, я мамин сын, не Лидин, тут и думать нечего.
Потом мама уходит, а я остаюсь. Герда дома стала похожа на саму себя, и мне не хочется от неё уходить.
Рассказываю ей про Лёву. Что у меня есть такой одноклассник, совершенный псих – с цветным математическим слухом, любит Шёнберга и хочет придумать свою музыкальную систему.
И что спираль раскручивается наружу, до бесконечности.