Последняя схватка. Армагеддон 2000. Ребенок Розмари,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что случилось? — спросила она.

Он заморгал и ожил.

— Дональд Бомгарт, — произнес Ги. — Он ослеп. Он проснулся вчера и… и он больше ничего не видит.

— Не может быть, — ахнула Розмари.

— Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас он в больнице, ему дали сильную дозу успокоительного.

Они с болью смотрели друг на друга.

— Роль передали мне, — продолжал Ги. — Конечно, очень неприятно получать ее таким образом…

Он перевел взгляд на банку с пятновыводителем, которую все еще держал в руке, и поставил ее на тумбочку.

— Послушай-ка, пожалуй, мне надо прогуляться. — Он встал. — Извини, но я должен это переварить.

— Конечно, я понимаю. — Розмари посторонилась.

Ги встал и пошел к двери, не переодеваясь, открыл ее и не стал придерживать: дверь громко захлопнулась за ним.

Розмари ушла в гостиную, думая о бедном Дональде Бомгарте и счастливом Ги; нет — о счастливых Розмари и Ги, о роли, которая не останется незамеченной, даже если весь спектакль и окажется неудачным, о том, что после такой роли обязательно предложат еще одну, может быть, в кино, и у них будет дом в Лос-Анджелесе, сад с травами и трое детей с разницей в два года… Бедный Дональд Бомгарт со своим нелепым именем, которое он так и не поменял… Наверное, он хороший актер, если сначала для роли выбрали его, а"не Ги, но теперь он лежал в больнице под сильной дозой успокоительного — слепой, пытавшийся покончить с собой.

Присев на подоконник, Розмари наблюдала за дверью подъезда, ожидая, когда появится Ги. Интересно, думала она, когда начнутся репетиции? Конечно же, на этот раз она поедет с ним, она давно об этом мечтала. Интересно, куда? В Бостон? Или в Филадельфию? Хорошо бы — в Вашингтон. Она там никогда не была. Пока днем Ги будет репетировать, она бы осматривала достопримечательности, а по вечерам, после работы, все встречались бы в ресторане или в клубе, чтобы посплетничать и обменяться последними новостями…

Она продолжала смотреть на подъезд, но Ги так и не появился. Наверное, вышел через черный ход.

Теперь, когда он должен был чувствовать себя счастливым, он, наоборот, выглядел мрачным и встревоженным. Подолгу сидел, не двигаясь, и много курил. Иногда он начинал следить за каждым ее движением, будто в ней таилась какая-то опасность.

— Что с тобой? — постоянно спрашивала Розмари.

— Ничего, — отвечал он. — Разве ты сегодня не идешь на занятия по скульптуре?

— Я уже два месяца не ходила.

— Почему ты бросила?

Она пошла на занятия, отлепила старый пластилин, переделала каркас и начала заново, новую работу среди новых учеников.