Вот почему, отвечая на вопрос, «какой способ собственности создает наилучших граждан», К. Маркс там же, в «Критике политической экономии», писал, что, хотя капитализм представляет собой в целом огромный шаг вперед, даже первобытное общество, в котором целью производства были как сам человек, так и удовлетворение его потребностей, кажется возвышеннее капиталистического мира, в котором целью производства является не человек, а богатство, извлечение прибыли. По сравнению с первобытным, рабовладельческим или феодальным обществом при капитализме личность человека достигла значительного развития. Но капитализм опустошает, подавляет человека, делает его рабом им же созданных богатств. Со времени капитализма, со времени всеобщего введения механизмов, писал К. Маркс, цитируя Р. Оуэна, «с людьми за немногими исключениями обращаются как с второстепенной и менее важной машиной, и гораздо больше внимания уделяется усовершенствованию сырых материалов — дерева и металлов, чем усовершенствованию тела и духа».[91] Именно такое представление о влиянии труда при капитализме и хотелось бы дезавуировать ревизионизму и сионизму в глазах молодежи.
Коммунистические партии всегда придавали и придают огромное значение условиям труда и постоянно борются за их улучшение. Эта борьба ведется, как подчеркивал В. И. Ленин, «в интересах охраны рабочего класса от физического и нравственного вырождения, а также и в интересах развития его способности к освободительной борьбе».[92]
Условия труда в социалистическом обществе превращают в действительность заложенные в самом труде огромные творческие возможности. Социалистический труд здесь постепенно преобразуется в ту истинно свободную творческую деятельность человека, которая, будучи направлена на изменение окружающей природы, изменяет и природу самого человека в направлении ее всестороннего физического и нравственного усовершенствования. «…для социалистического человека, — писал К. Маркс, —
Таким образом, поскольку не просто абстрактный труд, а условия труда, в которых он осуществляется, определяют характеристику труда, которым занимаются люди, его влияние на человека, абстрагирование труда от социальных условий ограничивает возможности в понимании и определении характеристики труда как средства реализации человеческой природы и человеческой свободы. Именно поэтому ревизионизм и сионизм не делают достоянием молодежи марксистскую концепцию труда и, повторяя библейский вымысел о труде-каторге, внушают молодежи как извечное предначертание ее: «Да будешь ты трудиться в поте лица своего!»
Так молодежь обрекается на неизменное наемное рабство, служение капиталу, принесение в жертву ему радости творческого труда и приобщения к прогрессивному развитию общества.
Глава V. «Исчезло развитие», или Сенсация XX века
1. Всей сворой против диалектики
В переломные периоды человеческой истории, когда «классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает все более ярко выраженные и угрожающие формы»,[94] в центре идеологических битв за молодежь между защитниками и противниками общественного прогресса всегда оказываются вопросы о перспективах общества, о смысле истории, об условиях, путях, средствах и способах замены старого уклада общественной жизни новым, более высоким. Проблема развития становится проблемой острого социально-политического звучания. Ее социальный смысл и значимость наиболее ярко обнаруживаются в эпоху перехода от капитализма к социализму, перехода, который по своей глубине, основательности и полноте не имеет себе равных в истории общества. В эту эпоху возрастает классовое и общечеловеческое значение той теории, которая научно очерчивает перспективы общественного развития, обеспечивает научное предвидение, дает «человечеству великое орудие познания, рабочему классу — в особенности».[95] В эту же эпоху идеологические оруженосцы буржуазии, убедившиеся в невозможности ниспровержения социализма практически, путем экономической и политической борьбы, — от отъявленных антикоммунистов в авангарде с сионизмом до марксологов и ревизионистов, — все теснее объединяются для борьбы против диалектико-материалистической теории развития именно потому, что «в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели», что «каждую осуществленную форму она рассматривает в движении, следовательно, также и с ее преходящей стороны», что «она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна». Именно своей трактовкой развития материалистическая диалектика внушает буржуазии «лишь злобу и ужас».[96] И именно поэтому так велико стремление противников марксизма подорвать его коренные теоретические основания — диалектику, учение о всестороннем и полном противоречий историческом развитии, извратить ее в глазах тех, кто приобщается к общественной теории, и, естественно, прежде всего в глазах молодежи.
Подрыв диалектики как учения об историческом развитии, извращение диалектического учения об обществе является действительным мотивом и конечной целью всех ревизионистских фальсификаций диалектики как общей теории развития. И в первую очередь эти фальсификации адресованы молодежи, молодой интеллигенции — тем, кому прежде всего предстоит решать дальнейшую судьбу старого миропорядка.
Для дезориентации молодежи второй половины XX века — века атома и космоса — далеко не достаточно лозунга «материя исчезла». Капитал, начинающий все отчетливее осознавать свою обреченность, не возражал бы провозгласить новый лозунг: «развитие исчезло». Тем более что если от отношения к материализму зависит главным образом теоретическая позиция молодежи, ее мировоззрение, которое опосредует, обусловливает ее активное отношение к действительности, то диалектика как учение о развитии непосредственно предопределяет ее практическое участие в этой действительности, ее место и роль, которую она призвана сыграть в битвах Труда и Капитала. Именно диалектика вооружает молодежь средствами и способами свержения старого миропорядка. Однако выйти открыто на идеологический бой с лозунгом «развитие исчезло» было бы весьма опрометчиво. Даже не переосмысленная теоретически информация, которую поставляет молодежи окружающий ее мир, достаточна для опровержения такого лозунга. И здесь более чем где-либо буржуазии оказывается полезным ревизионизм с его способностью под лозунгом творческого развития марксизма любыми путями скомпрометировать материалистическую диалектику как единственно научное учение о всестороннем и полном противоречий историческом развитии.
Ревизионизм, естественно, не имеет и не предлагает молодежи своей законченной концепции развития, как не имеет и не предлагает ей законченной системы своей философии вообще. Он никогда не развивает свои «диалектические» умопостроения до логического конца и тем более до позитивного решения проблемы развития. Социальная функция его в том и заключается, чтобы
Растущая в народах утрата веры в будущее старого миропорядка вынуждает ревизионистов менять свои методы и приемы борьбы против революционной теории развития. Ревизионизм конца XIX — начала XX века пытался снять проблему развития вообще, а диалектика квалифицировалась Э. Бернштейном как побочный продукт марксизма, как «предательский элемент в Марксовой доктрине, …ловушка, лежащая на пути всякого последовательно правильного рассмотрения явлений». Он утверждал, что свое учение К. Маркс и Ф. Энгельс создали «не с помощью… диалектики, а помимо нее».
Выражающий интересы мелкой буржуазии, не заинтересованной в объективном освещении хода истории, современный ревизионизм в силу своей мелкобуржуазной социальной сущности также не может принять единственно научную диалектико-материалистическую теорию развития, идею детерминированного общественного прогресса. Однако его представители, начиная от. А. Лефевра и «Praxis’a» и кончая чехословацкими и польскими ревизионистами, выхолащивают революционную суть материалистического учения о развитии под лозунгами борьбы с догматизмом, с идеологической функцией материалистической диалектики и под предлогом возврата к якобы «аутентично марксистской» гуманистической концепции развития. В соответствии с лозунгом «деидеологизации» марксистской философии и ревизионистской концепцией затухания классовой борьбы выводится необходимость пересмотра материалистической теории развития и вообще функций диалектики. «Признание развития в мире вообще и в обществе в частности, — пишет чехословацкий ревизионист М. Рыдл, — играло в прошлом также взаимную идеологическую миссию. И хотя сейчас мы еще живем в период идеологической борьбы, однако главным идеологическим оружием — во всяком случае для нашего внутреннего развития — никак не может быть тезис о преходящем характере капитализма и закономерности его гибели, закономерности победы рабочего класса над буржуазией. Сейчас мы власть взяли в свои руки. Не должен ли этот факт изменить и ориентацию философии?»
Ревизионистское понимание развития обусловлено «поправками» к марксистской теории развития, позаимствованными в основном из различных течений современной буржуазной философии, а также всем совокупным характером ревизионистского течения, как гуманистическо-антропологического, так и неопозитивистско-сциентистского направления.
Наиболее последовательным вдохновителем фальсификации материалистического учения о развитии выступает «негативная диалектика» «критической теории» Франкфуртской школы, разработанная М. Хоркхеймером, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фроммом, а также их последователями и превратившаяся в последние десятилетия в главный идеологический источник концепций развития для «левого» и правого оппортунизма, «левого» и правого ревизионизма, разнородного движения «новых левых» и всех прочих охотников до противопоставления так называемого «западного марксизма» марксизму-ленинизму, главным образом по проблемам материалистической диалектики.
Свою концепцию развития, если только можно применить этот термин к проповеди всеобщего разрушения и отрицания, Франкфуртская школа создает в основном путем критики и ревизии концепции развития Гегеля, а через нее и Маркса. Поскольку Гегель понял — утверждает, в частности, Адорно, что отрицание должно быть обращено и на самое себя, а становление всегда негативно, поскольку оно разрушает что-то ему предшествовавшее, вся его философия есть не что иное, как «понятийная сущность негативности». Характеризуя понятие «негативность» как особую, себя же и отрицающую «потребность», Адорно говорит, что развитие объективно-историческое, как и развитие мышления — это те же «мифологические боги, которые предпочитают пожирать своих детей». «Негативность» Франкфуртской школы — это всеобщее разрушение и отрицание, это «спекулятивная сила, которая взрывает то, что не распадается». Адорно предполагает, что развитие несет такое «отрицание отрицания, которое не переходит в положительность». Следовательно, развитие, сделав отрицание тотальным, отрицает самое себя. Революция и гибель, движение и смерть, диалектика и метафизика здесь выступают как равноценные понятия, синонимы. Стоит ли удивляться, что основным лозунгом молодых последователей Франкфуртской школы из «новых левых» был лозунг отрицания, призыв к разрушению всего сущего — и капитализма и социализма. «Обаяние» всеобщего отрицания увлекло значительные массы молодежи, восставшей против идолов «отцов», без особого труда стало созвучным «мятежному духу» недовольного окружающим миром молодого поколения.
Критикуя гегелевское понимание закона отрицания отрицания как результата внутренних диалектических процессов и как сохранения положительного содержания снятого, Маркузе определяет это понимание как конформистское, направленное не на разрушение старого, а только на преобразование и сохранение его. Вместо внутреннего отрицания Маркузе предлагает некое «внешнее» отрицание, которое только и способно разрушить иррациональное в рациональном, ибо ему «ничего не жалко» из существующего. В такой постановке вопроса диалектическая категория «отрицания» абсолютизируется, носит всеразрушающий характер. Понимание Гегелем отрицания отрицания действительно уязвимо для критики. Но такая истинно научная критика этого понимания была осуществлена Марксом, противопоставившим ему — Гегелю — диалектико-материалистическую трактовку закона отрицания отрицания, а не несостоятельную с научных позиций эквилибристику из наукообразных фраз, способную увлечь молодежь видимостью борьбы с догматизацией жизни и теории.
«Мессия» «новых левых» Г. Маркузе полагает, что для того, чтобы быть наукой о законах развития не только XIX, но и XX века, а также всей истории человеческого общества, диалектика должна отказаться от самой идеи развития, идеи истории как обусловленного какими-то законами прогресса. «Негативной диалектике», по заявлению ее создателей, присуще такое «критическое мышление, которое не останавливается перед критикой по адресу прогресса». Противопоставляя «разум» «рассудку», Маркузе изображает «разум» в качестве иррациональной критической силы, которая ломает преграды и противостоит давлению действительности. При этом он утверждает, что «ни Гегелева, ни Марксова идея разума не приблизились к реализации: ни у духа, ни у революции развитие не приняло формы, предусмотренной диалектической теорией». Диалектика не является ни объективным познанием, ни мировоззрением, «в схему которого попытались бы втиснуть реальность». Ни найти разум в мире, по Гегелю, ни перестроить мир на разумных основаниях, по Марксу, люди не в состоянии.
Можно ли найти более удачную позицию для того, чтобы недовольство молодежи не переросло в протест как «начало всякой премудрости», чтобы культивировать пассивность и аполитичность среди молодого поколения современности? И ревизионизм, не расходуя на такие поиски излишних усилий, сокрушается вслед за идеологами Франкфуртской школы над «трагизмом» диалектики, над ее бессилием решить назревшие проблемы современности, объясняет марксистско-ленинское понимание диалектики отходом от аутентичного марксизма. «Спасение» диалектики ревизионизм видит в антропологизации и крайней субъективизации ее, в освобождении от всего материального, в дополнении марксизма иррационалистическими концепциями антропологии и фрейдизма.
ebooksa