Собрание сочинений

На улице Мартин попытался было остановить Густава, но тот шёл к цели уверенно, как товарный состав по железной дороге. Красный свет в окнах. Шумная толпа у входа. Очередь. Сигаретный дым, смех. Витой бархатный канат. Охранник махнул им рукой, радостно приветствуя Густава. Снова гардероб, номерок в кармане пиджака.

Внутри жарко и влажно, оглушающий шум, музыка. Гранатовый свет. Блеск хрустальной люстры, отражённый в зеркалах. Скучено и тесно, ты постоянно натыкаешься на чьё-то тело, всё выглядят так, словно малейшая деталь внешности продумана и под контролем. Обнажённые плечи, короткие юбки. Воздух, сгустившийся от возможностей для обмена – улыбками, напитками, номерами и визитными карточками.

Густав, бродячий кот среди персидских и сиамских собратьев, заказал шампанское и окинул толпу взглядом.

– Ты только посмотри на них! – выкрикнул он. Разговаривать нормально было невозможно. – До чего увлекающийся пошёл народ. Точно знает, чего хочет, и считает, что вправе этого хотеть. Потому что он этого достоин. И ни до одного, чёрт возьми, не дойдёт – он ничем не отличается от других. Все на поверхности приятные, просто до жути приятные, но каждому здесь что-то от кого-то нужно. Иногда мне кажется, что они злятся на тех, кто не пользуется интернетом, потому что это лишает их возможности продемонстрировать все свои знакомства… Понимаешь, это всё ненастоящее. Это игра, игра на публику. Из ворота его свитера торчала нитка. Мартин её убрал и прокричал в ответ:

– Что же ты тогда не возвращаешься домой?

– В старый добрый Гётеборг, – проговорил Густав с гётеборгским акцентом и вдруг злобно рассмеялся.

– Я серьёзно.

– И всё-таки нам было очень хорошо, правда же?

К ним подошла девушка, она положила руку на плечо Густаву, чтобы он заметил её присутствие. На ней была чёрная кожаная футболка, что, учитывая жару, выглядело абсурдно, хотя выносливость того, кто способен носить вещь из кожи в этом тропическом климате, заслуживала восхищения. Она не могла не потеть, но выглядела при этом как девушка, которая потеть не любит, – безупречная стрижка паж и свойственная всем присутствующим свежесть, словно все они только что из душа. Как будто их хирургическим путём избавили от лишней растительности, угрей и прочих изъянов кожи, а также от ненужных физиологических жидкостей.

– Мартин, это Нина! – прокричал Густав. За Ниной потянулся эскорт людей возраста Ракели или чуть старше. Они здоровались с Мартином, слабые легко забывающиеся рукопожатия. На одном парне кепка, на затылке у другого нечто похожее на огромную кипу. Над головой летали воздушные шарики и взрывались салюты шампанского.

– Чем вы занимаетесь? – прокричала Нина.

Лучше бы она спросила о чём-нибудь другом. У него не было сил рассказывать о себе, и он переадресовал вопрос ей – оказалось, что она работает в галерее Кей Джи, Мартин пытался кивать с заинтересованным видом, параллельно в шутку обдумывая, не стоит ли завести разговор на одну из любимых тем Сесилии, о том, что капитализм, то есть его raison d’être [141], – это наиболее эффективная общемировая система, остановить развитие которой, судя по всему, невозможно. Конечной станцией для устремлённого вперёд локомотива может стать только одно: полное истощение ресурсов земли и, как следствие, неизбежные войны, голод и (это она произносила со всей гегельянской серьёзностью, на какую была способна) конец истории.

Но вместо этого он рассказал забавный анекдот о Густаве. Нина смеялась, кивала, и стояла как вкопанная, хотя он намеренно делал паузы, чтобы она могла извиниться и изящно уйти.

Шум давил на барабанные перепонки, мысль, как накачанный гелием шарик, взмывала вверх, не давая себя поймать, эта Нина считала, что у него экзотичный акцент (сама она говорила на стокгольмском, хотя, родом, видимо, была из Вестероса). И когда Густав жестом показал покурим? Мартин кивнул и извинился перед Ниной. Они вышли с той стороны бархатного каната, которая предназначалась для правильных клиентов, очередь – о, боже – никуда не делась, и когда Густав протянул Мартину пачку, тот взял одну сигарету и прикурил от зажигалки Густава. Выбивая из пачки сигарету для себя, Густав уронил её в снег, рассмеялся, вытащил новую и, прикуривая, споткнулся, ему пришлось опереться о Мартина. Он прихватил с собой на улицу бокал.

– Кто это? – спросил Мартин, показав в сторону клуба. – Твои друзья?

– Просто знакомые.

– Они родились, когда нам было столько же.

– Они нормальные, нормальные… – пожал плечами Густав.

– Ты видишься с Долорес?

– Долорес, Долорес. Ты не замечал, что если это имя повторить несколько раз, оно перестаёт быть похожим на имя? Ну, да, вижусь… Она заглядывает, когда ей по пути… но она же сейчас работает в мэрии, так что у неё, так сказать, другой график.