– Да, он сказал, что женат. Но у нас с ним общение было не такое. Мы не были любовниками. Как я уже сказала, ему просто нужно было перед кем-то выговориться. Ему и вправду было плохо. У него как будто развилась какая-то мания преследования. Он никому не доверял и считал, что все вокруг о нем плохо отзываются. Я, конечно, не знала, что его так угнетает. Бернхард был очень скрытный, и, если о чем-то у него поинтересоваться – он сердился и уходил. Перед тем, как пойти лечиться от алкоголизма, он стал очень нервный. Тогда я однажды с ним увиделась, и он буквально сломался. Плакал. А почему – говорить не хотел. А когда он вернулся из клиники, ему стало лучше, но тогда он уже общался со мной меньше. Когда нашли этот труп на леднике, он опять мне позвонил. Хотел обо всем этом поговорить, хотел узнать, не спрашивала ли меня опять полиция, не напали ли они на след, предвидится ли какая-нибудь разгадка.
Салоуме сделала паузу.
– А зачем вы выслеживали Бернхарда? – спросила она потом. – Почему считали, что я с ним как-нибудь сговорилась?
– Я выяснил, что вы знакомы, и в свете обстоятельств это сразу показалось мне подозрительным.
– А этот Вилли, о котором вы говорили, – кто он? Бернхард ему что-нибудь сделал?
– Вероятно, – ответил Конрауд. – Но точно мы не знаем.
– А вы думали, что это мы с Бернхардом сделали с Сигюрвином что-то плохое?
– Тут я сплоховал, – признался Конрауд. – Это дело мне все мозги заморочило, и я надеюсь, что скоро все закончится. Надеюсь, что это проклятое дело завершится.
Конрауд не спешил. Он ехал навстречу солнцу, поднимающемуся из-за гор Блауфьётль. Дни сейчас убывали: близилась зима. День будет длиться лишь четыре коротких часа, бессильных полностью развеять ночную мглу.
Того человека не было дома. Конрауд сообщил о своем прибытии в местное отделение полиции, согласно договоренности, и на место его сопроводила полицейская машина. Дом стоял на жилой улице у западного берега реки Эльвюсау, за старым мостом. Никто не открыл Конрауду, и он по какому-то наитию спустился к реке и увидел человека, сидящего, свесив ноги с высокого берега. Он как будто узнал его со спины. Он зна́ком сообщил полиции, что собирается спуститься туда один. Полицейские кивнули ему.
На берегу росли невысокие березки, и мох тянулся до самого уступа, на котором сидел тот человек. Недалеко был американский армейский барак времен Второй мировой войны, весь заросший травой, обращенный своим выкрашенным в серое фасадом к реке. Из реки вздымался живописный скальный столб, словно противостоящий неистовой силе волн. Его верхняя часть поросла травой, а на самом верху возвышалась одинокая ель, казалось, вот-вот готовая свалиться в бурный поток.
Человек на берегу услышал приближение Конрауда и обернулся.
– Значит, вы пришли? – сказал он, словно давно поджидал его.
– Здравствуйте, Лукас, – Конрауд осторожно подошел еще ближе. – Красивое место.
– Иметь у самого порога такую реку совсем не лишне, – сказал Лукас. – Несмотря на холодную погоду, одежды на нем почти не было. Он был небрит, а под глазами хорошо заметны темные круги. У его ног бурлила река.
– Может, я рядом присяду? – спросил Конрауд.
– Пожалуйста, – сказал Лукас. – Я тут часами могу сидеть и смотреть на реку.
– Неудивительно.
– Когда я переехал сюда, то нашел это красивое место и теперь иногда прихожу сюда любоваться видом, и мне здесь нравится. Конечно, надо быть осторожным и знать, где здесь опасно. На самом деле я всегда жутко боялся этой реки. В ней есть какая-то сила, которая притягивает – и ее нужно уважать.
– Эта река такая мощная, – согласился Конрауд.