Он приблизился к самому окну. Шорох и скрип, который он слышал раньше, теперь стал отчетливее. По обе стороны тянулись темные стеллажи с деталями двигателей. В нос била вонь железа, смазочного масла и резины. Он осторожно и медленно продвигался вперед шаг за шагом, поминутно оглядываясь на дверь: все-таки он был один, совсем беззащитный, окруженный темнотой.
Он услышал, как за домом с шумом мчится последний автобус, и перед тем, как он удалился, его фары на миг осветили сквозь заляпанное оконное стекло самый дальний закуток лавки. Конрауд в изумлении уставился туда.
И снова стало темно.
Неизвестно, сколько он простоял неподвижно на том же месте – но вот снова раздался шорох. Но он исходил не от Берхнарда – а от рваного целлофанового пакета, который прибило ветром к окну, он застрял в щели и при ночном сквозняке бился о стекло.
Шорох этого пакета был последним, что Бернхард слышал в своей жизни. Его тело свисало с крепления в потолке на тонком канате. Он залез на стеллаж, накинул на шею петлю, сделал шаг в пустоту – и теперь пребывал среди деталей, которые сам когда-то достал из старых поломанных машин и разложил по полкам.
Конрауд содрогнулся. Ветер холодными пальцами перебирал целлофан в окне, и в лавке раздавался шорох, словно заупокойная служба по грешным и осужденным.
Когда Конрауд наконец подъехал к дому Салоуме, начал падать первый осенний снег. Она жила богато: в просторном особняке в Гардабайре, одна, не замужем, без детей. Из всего дома он видел лишь огромную кухню, куда она пригласила его после препирательств у двери. Конрауд настоял, чтоб его впустили, несмотря на поздний час: ему срочно нужно с ней поговорить, и ждать нельзя. Насчет того, что ждать нельзя, была чистейшая правда. Конрауд уговорил Марту разрешить ему поговорить с Салоуме прежде, чем она сама примется за дело: он напомнил, что она ему обещала. Немного поупиравшись, Марта согласилась, но сказала, что времени ему даст немного.
Марте он позвонил еще в лавке автозапчастей. Вскоре туда уже приехала полиция. Про то, что здесь какое-то серьезное происшествие, пронюхали журналисты, и ночную мглу осветили вспышки фотоаппарата.
Конрауд рассказал Марте все, что знал о взаимоотношениях Бернхарда, Салоуме, Сигюрвина и Хьяльталина, начавшихся еще в школе и в скаутском отряде, и о том, как он напал на след благодаря сестре Вилли, о том, как судьба Вилли привела его к Бернхарду, который в свою очередь дал ему выйти на Салоуме.
– Даю тебе десять минут, – сказала Марта. – И не секундой больше.
И вот – он стоит перед Салоуме – годы спустя после того, как в полицию в один холодный февральский день поступило сообщение о Сигюрвине. Это ее он разыскивал добрую половину из тех лет, что провел на своей работе? Владелицу и сотрудницу магазина моды? Он не знал, какие чувства ему испытывать. Упрекать себя за то, что поиск ответов в этом деле давался ему с таким трудом? А может, чувствовать упоение победой? Он не стал спешить. Он не ощущал ни облегчения, ни радости – скорее, скуку и глубокую печаль.
Время приближалось к трем часам ночи. Салоуме еще не ложилась: сказала, что отлучалась из дому. Она беспокоилась и явно была очень удивлена визитом Конрауда в такое неподходяще время суток. Он сказал, что он только что из лавки автозапчастей Бернхарда – и заметил, что Салоуме трудно притворяться, будто ничего не происходит.
– Я видел вас около нее, – произнес он.
– Бедняга… а он… с ним все хорошо? – спросила Салоуме. – Вы с ним говорили?
– Насколько я понимаю, вы с ним дружили, – сказал Конрауд, разглядывая плиту с шестью конфорками, двойной холодильник и двухстворчатую печку среди мрамора и полированного дуба.
– В каком смысле дружили?
– Его жена подозревала, что он ей изменяет. И считала, что разрушительница их семейного очага – именно вы. Что вы с Бернхардом творили вместе?
– Я его знала с детства. Он… мы не были любовниками. Это какая-то ошибка.
– Какое отношение он имеет к Сигюрвину?
– Я сама об этом узнала буквально только что, – забеспокоилась Салоуме.
ebooksa