Тьма знает

– Я тогда пока еще жила с ней, – ответила Салоуме. – Вы же все это знаете.

– Если не ошибаюсь, ваша мать умерла?

– Да, три года назад.

Молодая покупательница подошла к Салоуме.

– Вы продавец? – требовательным тоном спросила она.

Салоуме повернулась к ней.

– Секундочку, – сказала она. – Значит, мы все? – коротко осведомилась она у Конрауда.

– Да, мы все, – ответил он, а Салоуме спросила молодую покупательницу: «Вам что-нибудь подсказать?»

14

Вечером Конрауд отправился на ужин к Хугоу. Тот жил в опрятном таунхаусе в Граварвоге[18] с женой по имени Сирри и близнецами. Они очень обрадовались дедушке: ведь когда он сидел с ними, то всегда читал им сказки и стихи, а перед сном рассказывал в меру страшные истории о привидениях. Невестке это не нравилось, потому что Конрауд иногда забывался. Недавно у нее случилась истерика: когда супруги вернулись домой, Конрауд смотрел с внуками фильм по телевизору, и мальчики были вне себя от возбуждения и страха из-за всяких неистовств, которые там показывали. Фильм назывался «Экзорцист».

– Это вообще ни в какие ворота! – услышал он строгий голос Сирри, обращавшейся к Хугоу.

Его сын был отличным поваром и приготовил великолепное испанское блюдо из свинины, которое Конрауд тотчас проглотил, так как был ужасно голоден. Близнецы рассказывали о том о сем из своей жизни, а потом им надоело сидеть за столом, и они отправились играть. У жены Хугоу был свой косметический магазин, среди ее клиентов встречались знаменитости, и она часто это упоминала. Конрауд знал лишь немногих из этих людей. Насколько он мог понять, среди постоянных клиентов там был какой-то знаменитый «лайфстайл-активист». Но гораздо хуже было, что, залив за воротник, Сирри любила унижать мужа. Действовала она очень тонко, проблем из-за этого никогда не возникало, но Конрауд и Эртна ощущали, что атмосфера становилась неуютной. Хугоу не любил, когда она выпивала, сам он не пил вина, кроме как за едой – он во всем придерживался умеренности. Конрауд затруднялся ответить, удачный ли у них брак, но Хугоу никогда не жаловался.

Сирри рассказывала, как к ней в магазин зашел тот самый «лайфстайл-активист», как он веселился, восхищаясь новой линией французской косметики, – и тут у Конрауда зазвонил мобильник. Он увидел на экране, что звонит Марта, улыбнулся супругам, встал, сказал, что ему нужно ответить, он мигом.

– А я думала, ты этим больше не занимаешься, – без предисловий выложила ему Марта по телефону.

– Что не занимаюсь?

– Ну что ты, в самом деле, – сказала Марта. – Она сюда позвонила, бывшая невеста Хьяльталина, и пожаловалась, что угодила на какой-то допрос к человеку, который уволился из полиции, и спрашивала, не придут ли к ней еще такие вот люди с улицы.

– Успокойся. Ты сама виновата.

– Я?!

– Ты же меня в это втянула, – сказал Конрауд. – Не я же первым пожелал встретиться с Хьяльталином в тюрьме. Я тебе говорил, что больше не работаю.

– Ты еще с кем-нибудь говорил?

– Нет.