– Ни то, ни другое. Совершенно обыкновенная женщина, довольно низкого роста, по-моему, в темном пальто, и волосы темные, а на них такой платок, как женщины носил в старину. Я не стал ее долго рассматривать, да и Хьяльталин хотел побыть с ней наедине, так что я удалился.
– Вы последний, кто видел Хьяльталина живым?
– Да.
– И он не сознался?
– Нет, просто закрыл глаза и умер. Мне показалось, он довольно мужественно встретил смерть. Разумеется, новость о том, что у него рак, его подкосила, как это обычно и бывает, но мне кажется, в момент смерти он примирился со своей участью. Во всяком случае, я заметил по нему именно это. Но он не выражал ни раскаяния, ни сожаления о чем-либо, что он сделал в жизни – если для вас это считается доказательством.
– Он был верующий?
– По сравнению с вами – да.
Конрауд остановился и посмотрел вокруг. На город и горы на севере открывался красивый вид, и он неподвижно стоял на осеннем солнце и любовался им. На Брейдхольтском проспекте движение было оживленным. Конрауд был до мозга костей столичным жителем и считал, что лучше всего на свете – в Рейкьявике в солнечную погоду.
– Ваши сотрудники выяснили, почему его отвезли на ледник? – спросил пастор, когда Конрауд собирался уходить из больницы.
– Нет. Только я больше в полиции не работаю. Не знаю, что они там считают.
– Но ведь вы не бросили это дело? – заметил пастор.
– Отнюдь.
– Тогда почему вы меня об этом расспрашиваете?
– Я… я просто последние дни все думал о Хьяльталине, – ответил Конрауд. – Хотел узнать, не сказал ли он чего-нибудь. Собственно, я просто поболтать хотел, не проводить допрос. Надеюсь, у меня не получился допрос.
– Хьяльталин вам отпущения грехов не давал, – ответил пастор. – Если вы именно это хотели услышать.
– Нет, – ответил Конрауд. – Я его и не ожидал.
Когда она позвонила в полицию из-за пропажи брата, она была молодая – вся жизнь впереди, улыбчивая, дружелюбная – хотя, разумеется, взволнованная тем, что он исчез. Тогда она не ведала, что в последующие десятилетия ее жизнь будет проходить под тенью этого исчезновения. А сейчас, когда больше половины ее жизни уже минуло, Конрауд как будто разглядел, какой сильный отпечаток оставили на ней все эти события.
Ее звали Йоурунн. Конрауд долго с ней не встречался – и увидел, что на ее лице отпечатались следы давней усталости как напоминание о трудных временах. Улыбчивость исчезла. Дружелюбие было уже не таким искренним. Она сказала, что благодарна судьбе за то, что ледник вернул ей брата, – однако не смогла уберечься от шумихи в прессе, начавшейся после этого: ажиотаж в СМИ ужасно докучал ей. В газетах регулярно возникали какие-то теории заговора, появлялись новые сплетни, всплывали старые фотографии, припоминания, пересказы. Она вскоре прекратила отвечать журналистам, и каждый раз, когда речь заходила об этом деле, ей становилось больно, так что она вообще перестала следить за тем, что об этом говорили и писали. Ей пришлось сменить номер телефона на такой, который не был записан в телефонном справочнике: она была по горло сыта звонками от подвыпивших хамливых незнакомцев, считавших, будто лучше всех знают, что именно там произошло.
Сестра и брат были очень близки друг с другом, и ей было легко отвечать на вопросы о приватных делах Сигюрвина и его личной жизни в давние годы. Общение с Конраудом у нее всегда проходило хорошо. Она доверяла ему и в глубине души знала, что он прилагает все старания, чтобы раскрыть дело, и когда сейчас, после обнаружения ее брата, Конрауд захотел с ней встретиться, она охотно согласилась. До того у нее дважды побывала Марта и тщательно расспрашивала о леднике, – но Йоурунн, как и всякий другой на ее месте, только удивлялась, что ее брат нашелся именно там, – и не могла предоставить никаких новых сведений.
– Я слышала, вы уже вышли на пенсию, – сказала Йоурунн, когда пригласила его к себе домой. Она была одиночкой: незамужняя, бездетная, – и Конрауд раздумывал, не из-за брата ли этак вышло.
ebooksa