— Против народа пошел?
— Пошто супротив? Он сам из народа, как же ему супротив?— обиделась баба.
— Почему же сын у красных?
•— Сам-от не старше моего сынка, а тоже у красных.
— Вам кто милее — красные, белые?
— Красные сердцем помягче. Только бы бога не тревожили. Сибиряки-от и без правителей обошлись бы как-нинабудь.— Хозяйка подняла василькового цвета глаза на божницу. — По-скореича кончайте воевать-от. Хлеб стоит неубранной, пары поднимать надо. А вы все друг друга колошматите, колошматите...
Надвигалась гроза, рассекая небо синими молниями. Погромыхивал гром, будто ворочая в полуночной тьме тысячепудовые тяжести, степь дышала распаренным воздухом, крепким запахом человеческих масс, шевелились травы, приминаемые ногами, копытами, колесами. В темноте скрипели повозки, раздавались голоса.
Сонно покачиваясь в седле, Вострецов слушал проперченные незлобивой руганью разговоры.
— Вот она мне и толкует: «За мной, мальчик, не гонись. Нз тебя беляки котлету сделают, а я чахни да сохни?»
— Лапоть ты! Воробья омманывают зерном, бабу — словами.
Чей-то голос задушевно пропел:
Ох-ох, не дай бох На кобыле воевать!
-398
Рот разинет, хвост откинет — Всю Ерманию видать!
Грубые шутки не принижали, не обескрыливали красноар-меицев, идущих стремительным маршем к месту боя. Русские люди жили, трудились, умирали с шуткой-прибауткой, с креп* ким словцом.
Степан Вострецов был одним из них, выдвинутый революцией в командиры. Они понимали друг друга с полунамека. Был бодр Вострецов,—усталые, бодрились и они. Кидался в атаку Вострецов — они устремлялись за ним. Как и они, спал он на голой земле, ел затируху из ржаной муки, умел подковать коня, посмеяться над самим собой, похвалить смелого, отчитать труса.
С вечера и до самой утренней зари шел Волжский полк к деревне Акбашево. Шел степными проселками, густыми травами, по начинающей поспевать пшенице. С болью в сердце топтали мужики пшеницу, с тоской смотрели, как обкручивались колосьями пушечные колеса.
На заре устроили привал. Красноармейцы валились наземь и засыпали, сам Вострецов едва стоял на ногах, но не показывал усталости, боясь укоризны. Он присел на обочину проселка, склонил голову в пахнущую теплой сыростью пшеницу.
Сразу нахлынула степная тишина, но он все шевелился, все вздрагивал: вчерашнее сражение продолжало жить в нем, будоража нервы, тревожа душу. Внутренним зрением он видел взрывающиеся в наступающих цепях снаряды, окровавленные тела, горящие вагоны, слышал лязг колес и стоны.
Вострецов спал и не спал. Он то выключался из действительности, то возвращался в нее при малейшем шорохе. Жужжание жука, запутавшегося в траве, оглушало, а громы уходящей грозы больше не беспокоили.
ebooksa