украшать драгоценностями любимую женщину. Мне Феона сказала: любовь нуждается в золотой оправе.
— В шутку или всерьез сказала?"
— Пойди угадай, когда женщины шутят...
— Ну а если всерьез? Тогда что же?
— Брошу радиостанцию и снова уйду в тайгу.
— Несущественный ты человек. Такие хлопцы собакам сено косить начнут, трамбовкой дыма займутся.
— Вот и рассердился!
Щербинин был снисходителен к переменчивому в настроениях поэту, но сейчас сказал, подчеркивая каждое слово:
-— Ты носишься по белу свету в поисках приключений. Любовь твоя — лихорадочное увлечение, а золото попахивает авантюрой. Я тоже когда-то любил путешествия и приключения, но с годами прошло. Каждый стремится пристать к своему берегу. И тебе надо, Андрей...
— Для меня, Илья Петрович, любовь превыше всего,—беспечно ответил Донауров. — Я побежал к Феоне...
Феона хлопотала на кухне, и Андрей наслаждался, наблюдая ее тонкую фигурку, летящие движения, добрую и такую чарующую улыбку. На каждой вещи в комнате, от цветов на подоконниках до безделушек на туалетном столике, был отблеск ее Личности. На стене висел портрет матери Феоны, у нее, как и у дочери, был тоже стремительный облик.
После завтрака Андрей и Феона присели на тахту.
— Почитай мне стихи,— попросила Феона.
Вместо ответа он стал целовать ее в губы, щеки, шею; Феона, забыв о стихах, отвечала на поцелуи.
Тогда он решился на большее, но Феона оказала неожиданное сопротивление. Она сопротивлялась упорно, молчаливо.
— Не надо, умоляю,— услышал он шепот, устыдился своего поступка и почувствовал страх за ее беззащитную доверчивость. Он выпустил ее из объятий и снова увидел портрет. Мать Феоны смотрела на него строго, презрительно, осуждающе.
Андрей выбежал на кухню, прижался разгоряченным лбом к окну, ничего не слыша, кроме стучащего сердца. Феона подошла сзади, положила ладонь на его плечо.
— Я тебя люблю, и ты не сердись. Все будет по-настоящему, когда я стану твоей женой. А для этого надо...
— Приобрести для -любви позолоченную раму?—не дослушав, спросил Андрей.
— Надо, чтобы согласился отец.
ebooksa