— Береги себя ради нашего будущего. — Феона поцеловала Андрея сперва в лоб, потом в губы.
И отвернулась, чтобы не видел ее слез.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Жизнь на Побережье постоянно сталкивала Илью Щербинина с ссыльными революционерами. Он встречался с социал-демократами, слушал их споры, сам спорил, соглашался с одними, отрицал идеи других, в конце концов воспринял большевизм как учение, близкое ему по духу.
После Февральской революции в Охотске возникла маленькая организация большевиков, преимущественно из ссыльных; из местных жителей членами ее были только Щербинин да Василий Козин, корабельный мастер охотской верфи.
Об Октябрьском перевороте Щербинин, как и полагается радисту, узнал первым и передал эту жгучую новость по радио Камчатке, Чукотке, на Аляску, в Японию. В Охотске сразу же был создан уездный Совет, его председателем стал Щербинин. Немедленно он- объявил о национализации всех частных приисков, но для начала национализировал только прииск, принадлежащий Никифору Тюмтюмову. У Ивана же Елагина и Каролины Буш он конфисковал четыреста фунтов золотого песка и стал самым ненавистным для них человеком.
На прииске Тюмтюмова была создана кооперативная Горная артель: старатели избрали ее председателем Василия Козина — мужика трудолюбивого и сердечного.
В Горную артель повалили рабочие частных приисков, особенно от Ивана Елагина, который славился своим крутым нравом и зверским отношением к людям. Козин принимал всех, кто к нему приходил, но с каждым новичком беседовал долго, обстоятельно.
— Артель не интересуется твоим прошлым, но не потерпит ни скандалов, ни^драк. Если у тебя есть карты — забудь их! Если куришь опий — выбрось его. Если покупаешь у спиртоноса водку будем худить судом рабочей чести. Похабные привычки старателей-частников мы отвергаем. Помни про это...
Каждое утро Козин с лотком и кайлом уходил на поиски новых золотых месторождений, но к съемке возвращался. Производил он эту операцию сам; съемка была для него увлекательным занятием.
Маленьким скребочком Козин старательно снимал с проход-н УШки пески, складывал в лоток и начинял священнодейство-вать. Он погружал лоток в воду и двигал его от себя к себе, скидывая пустую породу. С каждым движением коричневая кашица оседала на дно, лоток послушно и ловко подчинялся напряженным рукам. Уходили последние частицы пустой породы, и лоток расцветал жирным, маслянистым цветом, среди желтых зерен сверкали самородочки в белых рубашечках кварцита, окаймленные пятнами синей глины.
Козин услышал позади вздох и обернулся. Над ним склонился Иосиф Индирский — его помощник по артели.
— Вот это подфартило! — Индирский разворошил пальцами золото. — С удачей, Вася!. Сейчас я костерок вздую...
Козин выложил на жаровню снятое золото, поставил на костер, подсушил, сдул с золотых зерен пепел. Индирский внимательно следил за каждым его движением.
— Все-таки нельзя без охранителей снимать золотишко. У нас народец-то оторви да брось! Ты вот даже не заметил, как я подошел...
— Я верю в людей, Иосиф, иначе на кой черт артель создавали.— Козин покачал на ладони тугой мешочек. — А в золоте артельном моя и твоя часть, кого же нам опасаться?
— Если так, подай мою долю. Вот эту,— Индирский взял тонкий, похожий на смородиновый лист, самородок. — Ишь, будто икона-, рассиянился. Но я шучу. Не надо мне золота, богатство— хорошо, свобода — лучше...
Они возвращались в поселок, еще издали заметив, что у конторы толпятся старатели. В Горную артель приехали Илья Щербинин и купец Софрон Сивцов. Гіри появлении Козина старатели шумно заговорили:
— Уездный Совет в Охотске порушен...
— На Побережье новую власть сковырнули, теперь к нам подбираются...