— Почему спишь? Почему не требуешь пароля?
Часовой не отвечал, не шевелился, лицо его светилось из мглы, как алебастровая маска.
— Па-че-му не спрашиваешь пароль? — уже сердито повторил Нестор и толкнул часового. Тот покачнулся и упал на снег.
— Да он же замерз! Черт возьми, замерз, а начальник караула дрыхнет, не сменив постов.
Ярость оплеснула командующего, он вбежал в школу, вздул коптилку, глянул на часы: седьмой час, а караул должен смениться в шесть.
— Подъем! Довольно спать, подъем! — прокричал Нестор, и командиры проснулись.
Нестор присел-к столу, прерывисто дыша, барабаня пальцами по столешнице.
— Что случилось? — спросил Асатиани, подходя к командующему, но тот властно отодвинул его в сторону.
— Где начальник караула?
Откуда-то из угла выступил обросший, обрюзглый мужчина.
— По твоей вине, негодяй, замерз на посту человек! Принесите погибшего в школу... Он не покинул поста, а ты спал. Ты позабыл про свою обязанность, негодяй! — Нестор повернулся к Отроду, к Асатиани, обвел погасшими глазами командиров.—■ Отдать его под суд!
Поздним утром первый эшелон со штабом командующего двинулся в путь. Нестор был недоволен запоздалым выходом — до Якутска еще десять почтовых станций, на каждой нужно менять лошадей. Только для первого эшелона требовались сотни подвод, а добывать их у населения приходилось с трудом. За первым эшелоном двигались основные силы экспедиционного отряда с пулеметами, с горными орудиями.
Мела поземка, подпрыгивала на ухабистой дороге кошевка, храпели лошади. Строд, прислонившись плечом к Нестору, до ряби в глазах вглядывался в проползающие заснеженные стены тайги.
Нестор молчал, приподняв воротник дохи. Строду не хотелось его беспокоить, о самом же главном между ними уже была четкая договоренность. Главное — это поскорее добраться до Якутска и на месте выяснить обстановку, прежде чем приступить к военным действиям.
— Строд, а Строд,— заговорил Нестор, откидывая воротник,— знаешь, о чем я сейчас размышлял? О том, брат мой, какими сложными путями многие из нас пришли в революцию, в партию большевиков. Сколько сил, времени зря потеряли, чтобы выйти на правильный путь!
— Это ты о ком же? — заинтересовался Строд.
— О самом себе хотя бы. Ведь я с юных лет участвую в революционной борьбе. В партии левых эсеров был, с социали-стами-федералистами возился. Они мои романтические порывы нацеливали на частности, я же мечтал о свержении всего несправедливого строя. Эсеры толкали меня на боковые тропинки, а я рвался на магистральный путь. К революции Пятого года шел с большевиками, выполнял их задания, сопровождал партии оружия для рабочих дружин, дрался на баррикадах, участвовал в восстании грузинских крестьян. Но революция была подавлена, большевики изменили тактику, а я решил, что они отказались от борьбы. Революция была подавлена,— повторил Нестор. — Ты помнишь такие стихи о Парижской коммуне? «Так, Коммуна раздавлена, мир обнищал, всюду пепел, и кровь, и тоска, как проказа. На стене Пер-Лашеза танцует овал — усмиренная ярость светильного газа». Поэты иногда выражают в двух строках наши чувства и мысли сильнее любых прокламаций.
— На то они поэты. А стихи написал Артюр Рембо.
— Не слыхал даже его фамилии, а стихи помню. Живут в сердце и обжигают... Ну так вот, остался я на распутье после Девятьсот пятого года. Раздумывал, под чьи знамена встать, с кем за народные судьбы драться, и соблазнился анархизмом. Исповедовал анархическую веру, но это не вера вовсе, а болезнь...
— Да, болезнь, вроде кори для молодых, неопытных революционеров. Я и сам ею переболел,— согласился Строд.
ebooksa