Командующий со штабом разместился в школе, но теснота, чад коптилок, спертый воздух угнетали и-командиров, и самого Нестора.
— Что приуныли, орлы? — спросил Нестор, обращаясь ко всем сразу. — Недурно бы сейчас по стаканчику доброго кахетинского, да нет у меня солнечного вина. Кацо,— обратился он к интенданту,— что там у тебя осталось?
Интендант подал жестяные кружки, соленые грибы и ломтики черного хлеба.
— Поднимаю тост за боевой дух, за прошлые и будущие победы! Еще выпьем за окончание нашего похода. Сколько походов мы совершили, а сколько придется еще совершить! — Сочный, вкусный баритон Нестора звучал душевно и ободряюще.— А почему не весел Строд, отчего приуныл Асатиани?
— Что-то тревожно на сердце. Разведчики постоянно доносят: на нашем пути появляются подозрительные личности. Не сомневаюсь, лазутчики мятежников,— ответил начальник штаба Асатиани.
— Тогда усиль боковую разведку. Высылай разведчиков вперед отряда. Нас же две тысячи человек, даже в якутской тайге не укроешься.
— Я так и делаю, но разведчики возвращаются с пустыми руками. Еще не задержали ни одного лазутчика.
— Они ж лесные люди, встали на лыжи — и поминай как
звали,— сумрачно отозвался начальник головного эшелона латыш Ян Строд.
— У меня самые храбрые, самые умные командиры Асатиани да Строд. И что же они сегодня скисли? А кого мы только не били, орлы! Колчаковских генералов били, японцев под Ганготой лупили, чешских легионеров гнали, барону Унгерну шею накостыляли,— рассмеялся Нестор. — Прошли по забайкальским сопкам, через монгольские степи, тогда я не видел у вас унылых физиономий. Выпей, Строд, выпей, Асатиани, для подъема духа. — Нестор похлопал по плечу командиров, и большие глаза его заискрились.
Командиры выпили.
— Выйду на воздух,— поднялся Строд.
— Нам ли пугаться, Строд, мятежников с пистонными ружьями! Мятежных охотников да рыбачков станем разоружать словом правды, а не пулями. Якутов я видел, а тунгусов не видел. Якуты — добрый, простодушный народ, и тунгусы, думаю, их не хуже. Приедем в Якутск, разберусь кто враг, кто друг. Революционным чутьем определю,— добавил Каландарашвили.
- — К революционному чутью нужен строгий расчет,— все с той же сумрачностью возразил Строд.
— У тебя расчет, у меня порыв. Сердце часто подсказывает лучшие решения, чем самый трезвый ум,— возразил Нестор.
Строд. вышел на мороз и глубоко вздохнул, воздух, выдохнутый им, предостерегающе зашуршал, шуршание снежных кристаллов послышалось со всех сторон. В небе, непроницаемом от черноты, стояла белая луна, косяки ее света висели между пихтами. Следы копыт, человеческих ног казались выпуклыми на снегу, заиндевелые лошади дремали у распряженных саней.
От призрачного света душа Строда наполнилась белым безмолвием Севера. Он стоял как в забытьи, удивляясь тому, что снова оказался в тайге и, бог весть, выберется ли из нее.
Резко заскрипел снег. Строд обернулся. К нему подходил Асатиани.
— Тоже решил подышать свежим воздухом, но сразу дух перехватило. Черт знает какие морозы стоят! — сказал Асатиани.
— Дыши, но не говори. При «шепоте звезд» можно опалить легкие, и ты — жертва чахотки.
ebooksa