Цена слова

22
18
20
22
24
26
28
30

Я понятия не имел, как он здесь очутился, какие дороги принесли к его особняку в Испании. Возможно, от кого-то скрывался, или бизнес дал трещину, выкинув на улицу. Месть конкурентов? Кто знает? Да и какая теперь разница? Гадать совсем не хотелось.

Бомж не узнал меня, продолжал мямлить скорбные слова, да протягивая грязные руки. Я ещё раз убедился, что это совсем не тот Колчиков, который считал своим долгом уничтожить рыжего убийцу сына, поквитаться со всеми и за всё, растоптать в пух и прах, подмяв под себя, изничтожив всех неугодных планам, бизнесу, делу. Можно одеться, закосив под убитого жизнью человека, но нельзя подделать боль в глазах.

Судьба переменчива. Кто не умеет прощать, тот обречён.

Я застыл, ошарашенный. Так некстати давил на плечи последний камень преткновения. Мысли, то и дело, крутились вокруг старого припрятанного в диване пистолета.

Диван стоял в трёх шагах — один прыжок. Да что пистолет? Я ещё помнил десятки способов, как убить голыми руками. Книгой в том числе.

Прыжок? Нырок? Выстрел? Кровь? Возня? Нелёгкие разговоры с Ростиславой? Возврат к прошлому?

Десятки вопросов пронеслись хороводом.

Стоило ли всё это того, что пережил? Не слишком ли большую цену заплатил за дружбу? За данное слово.

Пауза затягивалась.

Бомж, опустив голову, продолжал стоять на пороге. У него времени много.

— Сделай последний шаг, — прошептал кто-то глубоко внутри. Наверное, умирающий вымышленный ангел. — Последний шаг.

Улыбнувшись, я, достал из кармана шорт десятиевровую купюру и неторопливо положил бомжу на ладони.

Тот кивнул и, покачиваясь, побрёл по дорожке восвояси.

— Мы всё заплатили сполна, мой друг, — прошептали мои губы в спину бывшего врага.

Медленно, но неотвратимо, я прикрыл дверь, оставляя прошлое в прошлом. Кто не умеет прощать, не только обречён, но и… проклят.

Ангел внутри закричал в агонии. Он отчётливо осознал, что с закрытой дверью я закрываю и последнюю страницу в прошлое.

Последний камень, грузом висящий на рыжей душе, рассыпался на глазах.

Освободился. У свободных и несломленных своя дорога.

Я снова мягко улыбнулся, возвращаясь во дворик. Шезлонг принял тело. Стакан с коктейлем лёг в руку, томик поэзии в другую. Губы растянулись в улыбке, поднял стакан к солнцу, словно взял у светила тост.

Последние слова прокатились по дворику: