Не было ни эмоций, ни сожалений. Пустота. И пистолет не выкинул, потому, что намеревался достать и Старшего Колчикова.
Есть ещё целых четыре патрона! Все для него — организатора.
Я вышел на третьем этаже и быстро спустился по лестнице. Единственным моим отличаем от окружающих людей было то, что я был без верхней одежды: без куртки, перчаток и шапки. Это могло броситься в глаза и привлечь внимание, зацепиться в сознании тех, кто мог меня видеть. Это поможет следствию.
Да и чёрт с этим следствием. Три пули Михаилу Михайловичу Старшему, одну себе.
Вышел на улицу, так и не встретив ни одного человека. Темно, идёт снег, ветра нет. Холода не ощущаю, тело, словно не моё.
На встречу шагал паренёк моего роста, одетый по тёплому, даже для ночи. Я механически достал пистолет. Не важно, слабее я или тупее, но у меня есть оружие, а у него нет. Как говорил один человек: «Бог создал людей разными, а Кольт всех уровнял».
— Парень, ты чего? Ты так-то не гони. — Глаза парня округлились.
— Ты далеко живёшь? — Сухо обронил я, глядя пустыми глазами на него и ощущая, как пальцы примораживаются к замерзающей от холода рукояти.
— Да тут, в этом доме, — он ткнул пальцем через плечо.
— Тогда снимай куртку, перчатки и шапку.
— Это что, развод? — Возмутился городской перец, но тут же сам себя обломал. Я не выглядел шутником. — Ладно-ладно, ты только не нервничай.
— Это не развод, просто мне нужна одежда. Очень нужна. — Я спрятал пистолет и достал из задних карманов джинсов пачку рублёвых с тысячными купюрами. Отсчитал двадцать штук, сунул ему в руки. — Двадцатки косарей хватит за холодную пробежку?
— Двадцатки?! — Парень почти моментально скинул куртку, сам одел на меня шапку, и отдал перчатки. — Я бы тебе ещё и ботинки отдал, да ты вроде обут.
— Считай это ещё деньги за то, что ты меня не видел.
— Без проблем, парень, — ответил поражённый встречный. — Без проблем.
Мы расстались как случайные знакомые, довольные друг другом. Я снова зашагал куда-то во тьму дворов, ощущая из всей гаммы чувств только холод железа, что упирался мне в копчик за поясом.
Неужели всё в мире ради денег? Ты, Колчиков, что творил, что отец захотел тебя остепенить? Наркота? Проституция? Работорговля? Вариантов масса.
Батя, почему не пуля в лоб? Надеялся на гуманность человека в человеке? Те, кто торгуют наркотой, и не люди вовсе. Спецназовец, чем дальше ты от меня, тем более тебе удивляюсь. Почему был наивен, как ребёнок? Почему я должен делать то, что должен был сделать ты, несмотря на то, что у тебя семья, жена и ребёнок. Не смотря на то, что у тебя своя жизнь, и ты не хочешь марать руки, пологая, что ничего не изменить.
Батя, почему? Грех? За душу боялся? Так теперь я обрастаю грехами, а за душой демоны охотятся. Не грех ли был оставлять сына во всём этом разбираться самому? Я что, сильнее тебя, мудрее? У меня больше опыта?
— Не клевещи на отца, — обронил я сам себе. — Ты сам всё довёл до такой ситуации.