Цена слова

Молодой продавец, не на много старше меня, за символические чаевые тут же закидал на плеер музыки, забив тот под завязку.

Сделав звук погромче, я почувствовал, что жизнь вокруг теперь не такая страшная.

* * *

После тёплой ванны, на мягкой кровати с горячим обедом на одеяле думается медленней, но намного комфортней. На повестке дня два вопроса: ключ и Жанна. Решение этих вопросов приведёт к решению главного — Колчиков, пусть даже пистолет на сутки остался в сугробе у банка.

Итак, ключ.

Ключ можно деть куда угодно, но так, чтобы никто никогда не догадался. Народ русский любопытен и залезет в любую щель, в любое самое невероятное место, доставая самые невероятные вещи.

Но есть места, где люди не привыкли быть. На гору лезть не обязательно, но припрячу я ключ на какой-нибудь крыше, да так, чтобы никакой работник, меняющий настил, не догадался.

Итак, Жанна.

Что же с тобой делать, красава? Убить, обвиняя в гибели Антохи или спасти, подразумевая насилие Михаила? Убить всегда проще, особенно с пистолетом в сугробе. Придётся спасать. Но от кого, если Младший мёртв? От Старшего меня самого надо спасать.

Пытаясь отвлечься, я залез под одеяло и включил плеер:

Я живу в мире лжи и предательства [11]. Расквитайся со мной, моя мрачная жизнь. Всё равно не дождёшься улыбки — Только сучий оскал и шёпот: держись. Ты же стерва, каких в мире мало. Все проблемы и беды — на плечи мои. Даже отблеск победы — блеск зубов твоих гадов. Даже финиш дороги — утёса обрыв.

Я заинтересовано посмотрел на цветной дисплей: «Обращение к жизни», высветило мне оно название песни. Неизвестная группа.

Сколько можно терзать? Ты меня ненавидишь? Так возьми и добей. Не по мне умолять! Ты привыкла смеяться, когда я на коленях, Ты привыкла к веселью у дороги в обрыв.

Как молнией ударило. Сердце заколотилось. Даже волосы встали дыбом. Подскочил, отбросив одеяло. Про меня, что ли поют?

Если всем по заслугам, то тебе я не верю! Заслужить можно муки, но не ад на земле. Ты меня презираешь? Но ведь это взаимно! В отражении стёкол твои вижу клыки.

Свалился на пол, хватаясь за трепещущее сердце. На глаза навернулись слёзы, едва удержался, чтобы не взвыть. Вот это в самую точку, ребята.

Ты меня отрицаешь? В твоём духе сомненья. Но сожмутся на горле пальцы белы мои. И увидишь, что воина ты по жизни растила. Этот воин не мыслит путей без борьбы.

По щеке покатилась слеза. Едва нашёл сил, чтобы взобраться на кровать. Прежде чем отключил звук и уткнулся в подушку, уснув, обессиленный, прошептал:

— Колчиков, я буду с тобой бороться до победного конца.

* * *

Антон протянул руки и схватил за плечи. В тонких руках было столько силы, словно меня взяли в тиски. Но больше силы было в спокойных глазах, под очками. Губы шептали, но каждое слово слышал, как крик на ухо:

— Игорь, ты должен спасти её. Жанну. Спаси. Она не виновата. Пожалуйста, Игорь. Ради меня. Ради нашей памяти дружбы… Должен!!!

Я подскочил с кровати в холодном поту. Он обливал пылающее тело, пытаясь понизить температуру. Грудная клетка ходила ходуном, сердце бежало куда-то с такой скоростью, что я вряд ли смог бы его догнать, если бы начали соревнования по бегу. Горло пересохло, в предрассветном сумраке гостиничного номера не видел ничего, кроме Антона. Он словно до сих пор стоял напротив и держал за плечи стальными пальцами.

Я невольно включил светильник и пощупал плечи. Мне упрямо казалось, что там должны быть синяки. Но ничего подобного, конечно же, не было. Переволновался, перенапрягся. Надо отдышаться, успокоиться. Психика расшаталась.

Да, брат, я выполню, что ты хочешь, но сначала надо всё продумать. Всё до последней детали. Я стал осторожным. Я должен им быть. Второй попытки не дадут.

Погасил свет и откинулся на подушку. Руки сами подхватили плеер, накинул наушники, надавил кнопку. «Молитва к Творцу» — выдал плеер.