Без всякого стеснения, она начала рыться в хозяйских шкафчиках на кухне. Вскоре на столе уже парил заварник, красовались парочка вазочек с вареньем, а на прозрачной тарелке россыпью лежало печенье.
— Что? — с открытой улыбкой спросила она, заметив недоуменный взгляд. — Им уже все равно не понадобится. Либо в тюрьму поедут, либо на кладбище. А продукты пропадут. Выкидывать грешно.
В последней фразе мне почувствовалось что-то знакомое. Не сразу понял, что узнал интонацию. Так говорила одна из моих тетушек из прошлой жизни, женщина деревенская, пережившая голодные годы Великой Отечественной войны. Этот опыт так ее переломал и настолько сильно в голове отложился, что запасы она делала всегда. И могла наградить затрещиной за оставленный после обеда недоеденный кусок хлеба.
Похоже, что Марианна Дмитриевна тоже имела подобный жизненный опыт.
В итоге, мы сидели на кухне, пили чай и разговаривали. При выключенном свете, чтобы хозяин квартиры, когда будет возвращаться домой, не удивился тому, что кто-то жжет электричество в его отсутствие.
Я поведал своим новым коллегам о своих анапских приключениях. Маше они очень понравились. Она тихонько смеялась, а иногда фыркала, как ежик, в кружку с чаем.
— Ох, каких только глупостей мы не делаем по молодости. — произнесла она, когда я закончил рассказ. — Когда силу эту получаешь, разум словно бы отключается. Сейчас вспоминаю, и так стыдно за некоторые свои поступки.
— А мне нет. — дернул плечом старший группы.
— Герман, ну ты-то сразу сорокалетним родился! — не упустила возможности его поддеть девушка. — Иначе и быть не могло!
— Просто у меня организованное мышление. — без тени эмоций отозвался тот.
Получается, мои импульсивные и не очень хорошо обдуманные действия, объяснялись воздействием сыворотки. Не зря же ее называют препаратом экстраординарной мутации. Она перестраивает не только тело, но и мозг. Плюс, лично у меня, еще и эффект переноса сознания сверху наслоился. Вернувшаяся молодость тела, от которой я серьезно так отвык, плюс воздействие сыворотки — и весь мой богатый, накопленный за долгую жизнь, опыт вышел покурить.
За час-полтора до рассвета, когда небо начало неуловимо сереть, а мы уже давно прекратили разговоры, Маша встрепенулась. Снова "превратилась" в медиума и выдала сухим голосом:
— Идет. Он идет.
Мы с Германом тут же насторожились. Телекинетик свернул экран "польки" на котором последние пару часов что-то увлеченно читал, и знаком велел мне идти за ним.
Выйдя в прихожую, произнес.
— Когда войдет, я прижму его полем к полу. Когда дам сигнал, бросаешься на задержанного, не даешь ему подняться, и стараешься быстро одеть на руки вот эти браслеты. После этого, наш подозреваемый станет не опаснее обычного человека.
Мне в ладонь легли знакомые полоски очень гибкого и совсем не прочного на вид металла. В голове, от соприкосновения с ним, тут же зашумели чужие голоса.
— Плохо? — не проглядел мою реакцию Герман.
— Шумит в голове. — не стал скрывать я. — Будто к ушам раковины приложили, а там, вместо морского шума, митинг какой-то.
— Так бывает. — кивнул он. — Индивидуальная реакция. У браслетов подавления есть особенность. Когда они замыкаются в кольцо, то усиливают действие многократно. У тебя шум, у меня — тошнота. Два браслета на руки надеть, будет безостановочная рвота. До крови.