— Я и вас ненавижу и презираю за это. Вы не американка, вы — чудовище, преступница, убийца. Вы убили меня, мою жену, моих детей, которые останутся без куска хлеба и без крова. От меня, как от черной твари, отвернется все общество, меня разорят, отнимут фабрики, выгонят в шею на помойку. И все это благодаря вашей заботе обо мне и вашей любви!
Он выпалил эти слова с презрением и ненавистью к Джерри. Миллионер испытывал страх перед своим будущим, которое ему действительно представлялось ужасным.
— Постойте, — бросилась к нему Джерри. — Я знаю, что люди заражены предрассудками и в слепом невежестве могут совершить зло. Но кто вас заставляет рассказывать об этой истории? Столько лет все было тайной и останется тайной навсегда. Из всех свидетелей этой операции живут на свете только два человека, остальные погибли на войне. Вам ничто не угрожает, Джонни. Клянусь вам, что я унесу эту тайну в могилу.
Джон Керр немножко обмяк и оживился.
— Вы точно знаете, что все погибли?
— Совершенно точно. Остались только я и Том.
— Том! — закричал он, заламывая руки в истерике. — Этот проклятый Том! Пока он существует и знает, что я жив, разве я могу быть спокоен, Джерри? Вы поклялись хранить эту тайну, но он? Он выдаст меня, я их отлично знаю, этих черных тварей.
— Разве он сказал вам что-нибудь такое, из чего можно сделать подобные выводы?
— О, нет. Он ничего такого не сказал. Но он еще скажет. Он уже намекнул об этом.
— Успокойтесь, Джонни. Том — благородный человек. Поверьте мне, он отлично все понимает и никогда не сделает ничего дурного. Мы часто бываем несправедливы по отношению к неграм. Я уверяю вас, Джонни, что все будет в порядке. Том знает, как белые могут расценить этот факт, он никогда никому не скажет.
— А если? — спросил Джон Керр.
— Если не верить людям, — сказала Джерри, — очень трудно жить. Вы поверьте, Джонни, вам будет покойно на душе. Вы ничего дурного не сделали, ни у кого не украли, никого не убили. Чего вам бояться?
Джон Керр с усмешкой посмотрел на Джерри:
— Вы совсем не знаете жизни, Джерри. Ее бури и ураганы пронеслись над вами, не причинив вам никакого вреда.
— Я в тридцать лет поседела, — сказала Джерри. — Меня хлестали ветры.
— Вы счастливы, Джерри?
Он машинально задал ей этот вопрос. Его совсем не интересовала ее жизнь. Он готов был с одинаковым равнодушием выслушать любой ее ответ. Но она сказала неожиданное:
— Несчастлив тот, кто испугался жизненных бурь.
Он вздрогнул, это задело его самолюбие. Злое чувство и ненависть к этой женщине опять овладели им.
— А вы уверены, — спросил он, — что я не остался бы жить без этой операции?