– Ты на чем ехать собрался? – спросил Федор, когда они вышли на широкую привокзальную площадь, запруженную телегами, полуторками и беспечными торговками на смирных ишаках.
Артем угадал, что задумал старый, весело рассмеялся:
– А ты никак на верблюде приехал, йейе?
– Нет, я приплыл по реке, но не один. – Федор довольно рассмеялся.
– Стеша, ты когда‐нибудь на верблюде каталась? – Артем развеселился, представив, как Стефани едет по Риму на огромном палевом верблюде под расшитой попоной, привязывает его на Пьяцца-Сан-Пьетро и степенно заходит в собор.
– Это величайшая мечта моей жизни, сударь, – выпалила Стефани, автоматически добавив вежливое «сударь», а спохватившись уже после, когда воробей улетел. – Мне мамита рассказывала, что в детстве играла с верблюжатами, какие у них мягонькие носики и огромные глаза, как они слушаются повелений.
– Не говори «сударь», пожалуйста, – тихонько попросил Артем, наклонившись к прикрытому шелковой шоколадной прядью ушку. Деда это ничего не значащее исправление почему‐то страшно развеселило.
Федор привез в подарок внуку молодого снежно-белого верблюда с задорным льняным чубчиком и крепкими породистыми ногами.
– Его зовут Аккул[125], это сын Сиренкула, значит, потомок самых великих верблюдов этой степи.
– Что это значит? – полюбопытствовала Стефани.
– Это долгая история, я потом как‐нибудь тебе расскажу.
В городе ночевать не остались: кругом чужие любопытные носы, чем дальше от людей, тем крепче сон. Остановились на глинистом берегу, где сгрудились невесть откуда взявшиеся валуны. Огромные, каждый с дом. Три или четыре великана, сросшихся вместе кровеносной системой многочисленных древесных корней и плотью слежавшегося грунта. Сверху и сбоку, нахально выкидывая ветки в разные стороны, росли деревья; со стороны берега – ивы, спускавшие свои бесчисленные ветви до самой песчаной отмели. Под камнями неустанное течение выбило большую пещеру, прикрытую плотной ивовой ширмой, куда вместился бы целый караван.
– О-го-го! – присвистнул Артем.
– Какая красота, – робко добавила Стефани.
Далекий паровозный гудок прозвучал для беглецов праздничным гимном. Одни. Ночь. Иртыш. Без конвоиров, без комиссаров-доносчиков, без биографии. Только мягкие верблюжьи губы тянули речную воду и млели угольки костра, вымаливая у темноты немного света. Впереди бескрайняя степь и жизнь.
Примечания
1
Мазар – «место, которое посещают»
2
Жэнь – мера длины, равная приблизительно 2,5 м.