С этими словами, подбодряя Нидию, добродушный эпикуреец увлекал ее с собою к морю, не обращая внимания на ее страстные мольбы помешкать немного, пока она отыщет Главка. Отчаянным голосом она продолжала выкликать имя возлюбленного, звучавшее музыкой в ее сердце, даже среди рева и грохота взбаламученных стихий.
Внезапная вспышка пламени, потоки лавы и страшное землетрясение, уже описанные нами, пришлись как раз на то время, когда Саллюстий со своими спутниками выбрались на прямой путь, ведущий из города к гавани. Здесь им загородила дорогу огромная толпа, чуть не половина всего населения города. Тысячи и тысячи народу рассеялись по полям, за стенами, недоумевая – куда бежать. Море далеко отхлынуло от берегов, и бежавшие к нему были так испуганы волнением и необычным отступлением стихии, а также безобразными предметами, оставленными волнами на песке, и шумом громадных камней, падавших с горы в пучину, что вернулись назад к суше, представляющей все-таки менее страшное зрелище. Таким-то образом два людских потока, – один, стремившийся к морю, другой – от моря, столкнулись и находили некоторую грустную отраду в своей численности. Встретившись, они остановились в отчаянии и сомнении.
– Мир будет истреблен огнем, – проговорил старец в развевающихся одеждах, философ стоической школы. – И стоическая и эпикурейская мудрость сходятся в этом предвещании. Настал час!
– Да, настал час! – воскликнул громкий голос, торжественный, безбоязненный.
Все присутствующие обернулись в испуге. Голос раздавался откуда-то над ними. Это был голос Олинтия, который стоял, окруженный своими друзьями-христианами, на крутом обрыве, где древние греческие переселенцы воздвигли храм Аполлону, в то время уже разрушенный и пришедший в ветхость.
В то время как он говорил, произошла та яркая вспышка пламени, что предшествовала смерти Арбака и озарила огромную толпу, испуганную, еле дышащую, – никогда еще не видано было на земле такого ужаса на лицах! Никогда, до последнего звука трубного, не суждено было видеть снова такого сборища! И над всеми возвышалась фигура Олинтия, с простертой рукой и печатью пророческого дара на челе, в сиянии извержения. Толпа узнала того, кто обречен был погибнуть в пасти дикого зверя, – тогда он был их жертвой, а теперь грозил им самим ужасами вечных мук. Среди тишины раздался снова его зловещий голос:
– Настал час!
Христиане вторили этому возгласу. Он разнесся эхом, был подхвачен со всех сторон – мужчины, женщины, старцы и дети повторяли его, но не громко, а глухим, подавленным шепотом:
– Настал час!..
В это мгновение дикий, свирепый рев пронесся в воздухе. И страшный тигр, царь пустыни, помышляя лишь о своем спасении, бросился в толпу, стараясь укрыться и не зная куда. Тут земля опять страшно задрожала, снова мрак пал на землю!
Подоспели новые беглецы. Захватив сокровища, уже не нужные более их господину, рабы Арбака примкнули к толпе. Только один из их факелов еще мерцал в потемках. Его держал Созий. Неверное пламя озарило лицо Нидии, и Созий узнал вессалийку.
– Ну, что ж, куда тебе пригодилась свобода, слепая? – спросил раб.
– Кто ты такой? Не можешь ли ты сказать мне, где Главк?
– Я видел его несколько минут тому назад.
– Призываю благословение на твою голову! Где?
– Он лежит под аркой форума – мертвый или умирающий! Вероятно, Иона последовала за Арбаком, который уже погиб.
Нидия не произнесла ни слова, но ускользнула от Саллюстия и молча повернула назад, к городу. Она достигла арки форума, наклонилась, ощупала землю и произнесла имя Главка. Слабый голос отвечал:
– Кто зовет меня? Не голос ли это теней? Я готов…
– Встань! Пойдем! Возьми мою руку, Главк, ты будешь спасен!
В изумлении и с внезапно ожившей надеждой Главк поднялся на ноги.