Кунигас. Маслав

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не беспокойся, — тихо сказал он. — Старый Трепка не может говорить иначе о том, что близок час избавления.

— Какого же, какого? — подхватил взволнованный Вшебор.

— Нам нечего таиться перед тобой, и напрасно тебе не хотят этого сказать, — спокойно вымолвил Самко. — Мы со дня на день ожидаем к себе королевича и уже имели о нем известия.

Вшебор с удивлением взглянул на Дрыю, а тот, склонившись к нему, продолжал:

— У нас оказалось столько рыцарей, что мы нашли кого послать к королеве-вдове, умоляя ее отдать нам сына.

— Не спорю, — возразил Долива, — особа королевича и самый звук его имени — много значат. Но что же дальше? Уж если Маславу удалось один раз выгнать его, то он будет стараться и вторично избавиться от него угрозами иди погубить его. А разве у нас хватит силы, чтобы вступить в борьбу с ним?

— Найдутся, — отвечал Дрыя, и глаза его блеснули надеждой. — Император немецкий поможет ему, а кто знает, может быть, и с другой стороны придет помощь…

Он усмехнулся.

— И что же, королевич согласен? — спросил Вшебор. — Вы откуда знаете об этом?

— Вот видишь, — сказал Дрыя, — нас здесь небольшая кучка, а все же кое-что мы делаем. Вчера вернулась часть послов, ездивших к королеве.

— Что же? С чем они вернулись?

— Пока ни с чем, — говорил Самко. — Королева, с позором изгнанная из страны, и слышать не хочет о королевстве, которое она называла языческим. Ее нашли в монастыре, потом у костела, который строят по ее приказанию… Сначала не хотела даже говорить с ними: «Я тружусь для иного королевства и для лучшего, — сказала она, — для того, которое обещал нам дать Иисус Христос. Не искушайте меня и не вводите в искушение мое дитя. Пусть лучше мирно прославляет Бога, чем будет обречен на несчастную жизнь вместе с вами».

— Но ведь из этого ясно, — сказал Вшебор, — что там нечего ждать!

— Неверно судишь, потому что не все знаешь, — сказал Дрыя. — Наши послы — разумные люди: прежде чем идти к королевичу, они были у императора и получили обещание, что он им окажет милость и помощь, вернет корону, а с чехами вступит в борьбу.

— Если Бжестиславу дать свободу, то он скоро стал бы угрожать империи. Император и папа римский укротят его…

— И вы, и я, и те, что пошли к Казимиру, знаем его. Государь набожен, но он недолго выдержит в монашеской одежде, если только показать ему меч и пообещать царство. В нем потечет кровь Болеслава! Не удержит его ни привязанность к матери, ни страх, ни привычка к безделью. Это человек с великой душой, и если бы не мать, призвавшая его к себе, он ни за что не уступил бы Маславу власть.

— Все это, мой милый Самко, — со вздохом отозвался Вшебор, — далекие и сказочные надежды. Я еду от Маслава и видел сам, что там творится. Как возвеличился и усилился сын пастуха!

— Если бы и дал император немного войска, и все мы присоединились к нему, то все-таки всех нас будет слишком мало, чтобы начать борьбу против всей черни, которых целые тысячи.

— Но подожди же, это еще не все! — прервал его Самко. — На помощь нам придет Русь. Наши начальники все обдумали: были отправлены послы в Киев к Ярославу… к нам на помощь придут поляне из Киева и печенеги.

— Так же, как чехи, — хмуро улыбнулся Вшебор.