Жук

Ехать втроем в хэнсоме[8], при любых обстоятельствах, не самый удобный способ передвижения, а если вдруг одним из троицы окажется Сидней Атертон в «припадке возбуждения», то пиши пропало, в чем мы с мистером Лессинхэмом вскоре не преминули убедиться. Сидней то оказывался на моих коленях, то на его, к тому же многократно или, неожиданно вскочив с места, чуть не обрушивался на спину лошади либо едва не выпадал из экипажа. Неистово жестикулируя, он сперва сбил шляпу с меня, потом с Лессинхэма, затем с собственной головы и наконец все три единым махом, а один раз, когда его шляпа покатилась в грязь, спрыгнул за ней на дорогу, не потрудившись предупредить возницу о своем намерении. Повернувшись к Лессинхэму, он заехал мне локтем в глаз; обратившись ко мне, засветил в глаз Лессинхэму. Ни на единую секунду он не переставал ерзать и дергаться, держа нас в напряжении. Оставалось поражаться, как эти его беспрерывные гимнастические экзерсисы не привлекли особого внимания публики и не соблазнили полицейских хотя бы на минуту прервать наш путь. Не нуждайся мы столь остро во времени, я бы настоял на том, чтобы нанять для нашей экспедиции кэб попросторнее, на четырех колесах.

Лессинхэм, по-видимому, понимал причины подобного волнения гораздо лучше меня. Мне с огромным трудом приходилось складывать воедино разрозненные фрагменты мозаики. Постепенно я пришел к более или менее ясному представлению о том, что случилось в действительности.

Атертон первым делом обратился к Лессинхэму, угодив при этом локтем мне в глаз:

— Марджори вам рассказала, кого она нашла на улице? — Он потянулся вверх, приоткрывая створку в окошке между нами и возницей, и моя шляпа полетела с головы. — Гони, извозчик!.. не жалей лошадь!.. надо будет, я тебе новую куплю!

Мы и так неслись гораздо быстрее, чем дозволял закон, но это, кажется, его совершенно не беспокоило. Лессинхэм ответил на вопрос:

— Не говорила.

— Помните вора, что в ту ночь выскочил у вас из гостиной?

— Да.

— Так вот, Марджори обнаружила его на следующее утро под окнами своей столовой — посреди дороги. Кажется, он пробродил всю ночь — голый, под дождем, по грязи, сами понимаете, — в состоянии гипнотического транса.

— И кто же этот… джентльмен, о котором идет речь?

— Говорит, что его зовут Холт, Роберт Холт.

— Холт?.. Он англичанин?

— Именно… просиживал штаны за конторкой в Сити[9]… потерял все! Вышвырнули даже из ночлежки… на порог не пустили… вроде как там мест не было… бедняга! Вот до чего вы, политики, людей доводите!

— Уверены?

— В чем?

— В том, что этот самый Роберт Холт и есть тот человек, что выпрыгнул из окна моей гостиной?

— Еще бы!.. Конечно, уверен!.. Будто я его не узнал!.. К тому же он сам обо всем поведал… сам признался… именно поэтому мы в Хаммерсмит торопимся.

— Не забывайте, мистер Атертон, что я совершенно не понимаю, о чем идет речь. Какое отношение этот человек, Холт, имеет к нашей поездке?

— Разве я не к этому веду? Если бы вы не вмешивались в мой рассказ, я бы уже до этого добрался, но вы то и дело перебиваете; вот как, спрашиваю я вас, Чэмпнеллу понять, что к чему в этом деле, если вы не даете мне слова вставить?.. Марджори приютила нищего… он ей все рассказал… она послала за мной… буквально тут же; я как раз от Доры Грейлинг выходил, мы с ней обедали. Холт опять завел свои россказни… я неладное учуял… сообразил, что, наверное, есть связь между тем мошенником, что пытался мне свои проклятущие фокусы-покусы показывать, и этим типом неподалеку от ночлежки…

— Что еще за тип?