Месье Террор, мадам Гильотина

22
18
20
22
24
26
28
30

Василий Евсеевич полулежал в креслах и еле слышно стонал. Увидев племянника, слабо пошевелился:

– Это ты, Сашка? Наконец-то! Где тебя целый день носило?! Небось, голоден как волк, а?

Александр вытер взопревший лоб. Впервые за этот день вспомнил о еде и впрямь почувствовал, как до боли свело живот.

– Так я и думал, – заботливо проворчал Василий Евсеевич. – Я тоже проголодался. Давай, Санёк, посмотри на кухне, что там удастся сварганить на скорую руку. Жанетка сегодня, как назло, куда-то запропастилась. А я аж улиток жрать готов. Не до жиру, быть бы живу.

Не объявляя об этом во всеуслышание, Василий Евсеевич принес Великий пост в жертву сложным обстоятельствам и ел все подряд. Александр скинул плащ.

– Василь Евсеич, сегодняшняя ночь определит будущее Франции!

Дядюшка склонил к плечу ослабевшую от истощения голову, взглянул на племянника поверх очков:

– Так это ты из-за Франции так воодушевился? Далась тебе эта чертова Франция! О родном дяде лучше бы беспокоился.

В упреках Василия Евсеевича было зерно истины: пока Александр разил газетными призывами террор, старик маялся. Вот и сейчас сидел, нахохлившийся от обиды.

Наконец смилостивился:

– Давай разберись на кухне, не все же мне одному делать. Растопи печь, петуха общипай, в горшок – и на огонь. Не хуже Жанетки справимся. Одно название – кок-о-вен, а на деле-то – просто вареный петух.

НОЧЬЮ ИЗ РАСПАХНУТОГО окна в спальню текла волнующая весенняя сырость, сладкая вонь оттаявшего конского навоза, гнилостный запах Сены, слышалось цоканье редких теперь лошадей и громыханье каретных колес по булыжнику мостовой. Этой ночью Дантон и Демулен поднимут народ на свою защиту. С замиранием сердца Александр ждал набата, гула далекой людской толпы, запаха пылающих факелов, мотива марсельезы. Но ночной покой нарушали одни патрули. Под утро не выдержал, провалился в сон.

ПРОСНУЛСЯ ВОРОНИН ОТ чириканья воробьев и пересвиста щеглов, когда уже вовсю светило солнце. На кухне плеснул в таз холодной воды, снял рубаху, намылил лицо, шею, подмышки, ополоснулся из кувшина. Стукнула дверь – вернулся Василий Евсеевич с неизменной кипой газет.

– Какие новости? – Александр нашарил полотенце, растерся до красноты.

– Крайне огорчительные. Плакали наши лессе-пассе. Все хлопоты и затраты коту под хвост. – Тряхнул газетой: – Последнюю нашу надежу, Дантона, арестовали.

Александр выронил полотенце, а дядя горестно уставился на холодный очаг:

– И Жанетка, вертихвостка, опять опаздывает. Хорошо, что ты наконец глаза продрал. Яишенку бы сварганил, а? А то ведь голод не тетка.

Александр спешно нырнул в рубаху, схватил редингот в охапку и, не внимая возмущенным окрикам некормленого Василия Евсеевича, сломя голову помчался в Конвент.

ЗДАНИЕ ОЦЕПИЛИ СОЛДАТЫ Национальной гвардии, внутрь пускали только по билетам, однако пара экю знакомому сержанту позволила Александру оказаться среди избранных.

И впрямь, даже рабский Конвент взбрыкнул: депутаты Лежандр и Тальен требовали вызвать арестованных «снисходительных» и выслушать их, амфитеатр дрожал от свистков, воплей и топота.