– Может, он на заседании.
– А когда оно закончится?
– Заседание не прерывается. Кончится, когда революция победит всех своих врагов.
Нет, до тех пор дело Воронина отлагательства не терпело. Он заглянул в двери, из которых доносился людской гул. В густых клубах дыма пылко дебатировали полсотни патриотов. Один неохотно поднялся, вышел в коридор.
– Этьен Шевроль? Он оказался врагом народа. Арестован.
– Не может быть! Когда? Еще вчера он был на свободе!
– А зачем он тебе?
– Его невеста, моя соседка, не вернулась ночевать. Хочу узнать у него, где она, не случилось ли чего.
– Ничего не случилось, его ночной патруль арестовал. Может, и невесту вместе с ним.
– За что?
Санкюлот поглядел на Александра так, будто тот спросил, какой нынче год.
– Он же был прихвостнем проклятого изменника Эбера.
Из зала выглянул усатый патриот во фригийском колпаке:
– Бертран, голосуем, кто возглавит процессию секции. Необходим твой голос.
Бертран встрепенулся, словно его призвали решать участь Франции, и скрылся в смрадной комнате выносить судьбоносные постановления о построении колонны в завтрашнем празднестве Верховного Существа.
АЛЕКСАНДР ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ. Во дворе на высокой стремянке у самой стены балансировал истопник Пьер с малярной кистью в руке. На всю ширину фасада тянулись свеженамалеванные огромные кривоватые алые буквы: «Да здравствует революция! Свобода, Равенство». Склонив голову, Пьер разглядывал свое творение, видимо, прикидывая, куда присобачить не уместившиеся на фронтоне «Братство или смерть!». Заслышав скрип гравия под башмаками Воронина, обернулся и вдруг ахнул. Лестница под ним покачнулась, кисть выпала из руки и шлепнулась на сорняки, подняв фонтанчик кровавых брызг. Пьер скатился вниз и побежал в угол двора, к густым зарослям жимолости и жасмина. Александр последовал за ним. В темной сердцевине кустов на сыроватой земле лицом вниз лежало тело женщины. Голова трупа была проломлена, кровь пропитала волосы, одежду и почву вокруг.
Пока Пьер бегал в департамент полиции, Александр рассмотрел тело. Над раскрошенным затылком вились мухи, а в глубине раны, среди раздробленных костей и комков мозга, торчала залитая кровью деревянная щепка. Несмотря на жаркий день, труп успел окоченеть. Значит, убили еще вчера. Платье было испачкано в пыли и грязи, его покрывали сор и цветочки жимолости. На темных волосах кое-где лежала белая пыль. Землю под кустами густо усыпали сухие окровавленные примятые листья, не сохранившие отпечатки обуви. Вылезая из зарослей, Александр заметил сломанные сучья и следы крови на земле и примятом бурьяне. Стало быть, после удара еще кровоточащее тело волоком втащили в кусты. Так и есть: посреди двора, на ведущей в дом тропинке, выделялось сырое пятно, кое-как присыпанное землей и гравием. Убийца пытался скрыть лужу крови, но недостаточно тщательно. Похоже, на женщину напали сзади, когда она возвращалась домой. Но и здесь сухая утоптанная земля не сохранила следов.
Впрочем, на месте преступления мешкать не стоило. Французское правосудие в последнее время принимало решения, руководствуясь не столько здравым смыслом, сколько безошибочным патриотическим чутьем, и любые промашки следствия искупались стремительностью расправы.
ВАСИЛИЙ ЕВСЕЕВИЧ ОТДЫХАЛ в опочивальне от тягот обеда. Александр устроился в любимой нише на подоконнике, дожидаясь появления полиции. Вскоре во двор вернулся Пьер, за ним шествовали чиновник в черной треуголке с плюмажем и два капрала, один тащил на плече свернутое полотнище. Александр узнал отороченное неопрятной бородой широкое лицо полицейского комиссара из секции Дома коммуны. Это он зимой расследовал убийство Рюшамбо. Пьер ткнул на кусты. Представители закона, согнувшись и кряхтя, полезли в заросли. Александр вышел во двор.
Вынырнувший из кустов следователь тут же окликнул его:
ebooksa