Месье Террор, мадам Гильотина

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я-то тут при чем? Это долг каждого патриота – доложить трибуналу, если пекарь нарушает максимум или утаивает хлеб… – Ткнула в бриоши: – Или обвиняет добрых патриотов в том, что это они виноваты в нехватке белого хлеба.

Юноша покраснел и снова рыпнулся, но мать и на этот раз твердо осадила его. Он закусил губу сжал руки в кулаки и весь остаток ужина просидел молча, уставившись под ноги.

Габриэль от чужих угощений не отказывалась. Наоборот, охотно приняла из рук дядюшки кусок сыра и откусывала от него, не сводя злого, студеного взгляда с Планелихи. Этьен Шевроль при этом набычился и что-то проворчал. Она только пренебрежительно пожала плечами.

Бывший делегат поднял стакан и мрачно проворчал:

– Завтра в ратуше мы с Габриэль Бланшар сочетаемся гражданским браком!

Александр взглянул на невесту, та невозмутимо жевала сыр. Он приветственным жестом приподнял свой бокал, отхлебнул вина. Вино было таким же дрянным, как и сама весть. Дядюшка и Розали Нодье поздравили молодоженов, Планелиха ехидно заметила, что с тех пор, как женатых в армию не призывают, многие сломя голову рванули в супружество. Александр впервые видел Габриэль столь вызывающей. На Ворне она не обращала внимания и вообще вела себя так, будто поздравления к ней не относятся. Этьен угрюмо сопел, исподлобья разглядывая сотрапезников. Василий Евсеевич вернул растерянным супругам Брийе уполовиненную головку сыра и потянулся за черпаком, торчащим из дымящегося рагу Планелихи.

Та быстро придвинула горшок к себе, обратилась к чете Брийе:

– Друзья, подставляйте ваши тарелки.

Габриэль звонко воскликнула:

– Осторожно, если вы ей уже уплатили, может и отравить!

Брийе ничего не ответили, переглянулись и неуверенно опустили ложки в рагу. Пробуя кушанье, они буравили неприязненными взглядами мадемуазель Бланшар. Видимо, еще не нашли стратегически неуязвимой позиции между ненавидящими друг друга соседями, собравшимися на этом ужине дружбы и братства.

Выручил всех Василий Евсеевич, твердо намеревавшийся провести вечер в приятной атмосфере, а заодно и наесться до отвала. Он громко призывал соседей не стесняться и угощаться его жирными селедками и наваристой чечевичной похлебкой. Яблоки дядюшка нарезал на тонкие ломтики и предлагал с такой помпой, словно то были заморские ананасы. Женщины оказались беззащитны перед его обаянием. Даже гражданка Брийе сдалась – взяла ломтик, отогнув мизинчик и тоненько хихикая. Оттаяла и Бригитта.

Перегнулась через своих друзей к Александру:

– Ворне, подставляй миску! От тебя одни кожа да кости остались.

НА УЛИЦУ ДЮ Барр спустились душные сумерки. Догорали фитили в фонарях, шипели и коптили свечи, остывали угли в жаровне. Мучительный ужин подходил к концу. Первыми заторопились восвояси Брийе. Бригитта Планель тоже подхватила опустевший горшок, напомнила Пьеру затушить жаровню, Жанетте – снять скатерти и убрать столы и поспешила за друзьями. Все трое переваливающимися сурками двинулись вверх по дю Барр – к улице де Монсо.

После их ухода поднялась и вдова Нодье. Василий Евсеевич успел перегнуться через стол и выхватить из ее корзинки последнюю бриошь:

– На завтрашнее утро, дорогая Розали!

Булочница вручила корзинку сыну и ушла, держа за руки дочек. Жанетта собирала грязную посуду. Пьер пошел за водой к колодцу. Дядюшка безмятежно подъедал остатки гаперона. Александр молча допивал последнюю бутыль. Этьен перебрасывал палицу из руки в руку и бросал вокруг мрачные взгляды.

Габриэль встала, по-прежнему никого не замечая. Бросила в воздух:

– Мне пора, меня ученица ждет.