Поздние новеллы,

22
18
20
22
24
26
28
30

Нравственность, музыка — вот дело прозы.

Вовсю я старался. Был я поэтом!

Поскольку везде, где любовь наша к слову

Пышет, сливаясь с любовью иной, где мешается с жизнью,

Смело скажу о поэзии горней. Тут слово на месте.

Помни, однако, былое! Не канул тот стыд застарелый,

Тайный позор, неудача, в которой боялся признаться,

Как добродетели убыль глодала тебя, но как жатву

Жал ты, однако, восторги… А горечь во рту всё осталась.

Ведом тебе этот опыт нездешний — бросался ты долу,

Слёзы лились, а твой дух и метался, и к песне стремился…

Пыл отпылал, отгорел, и на круги своя всё вернулось.

Труд ибо начат тогда был трезвения, труд охлажденья,

Хмель истребивший и песнь превративший в моральную

притчу.

Так ведь всё было? А что за причина? Испуг пред полетом?

Знал ведь ты сердцем, что должно тебе, что не должно,

и скромность, Меру умел соблюсти. Но нутро всё горело от боли:

Вдруг то ошибка? Неужто теперь так и будет? Неужто

Тем всё и кончится? Вечный теперь ты прозаик, писатель?