Големы

Он бросил вопросительный взгляд на своего товарища.

— Я всегда был одинаково далёк от темы виртуальных игр и от последних достижений роботехники, — открестился Павел Аркадьевич.

— Другими словами: чёрт их знает!

Задумчивое перестукивание пальцами по деревянной столешнице.

— Михаил Геннадьевич, — обратился Максим и тут же поймал недовольный взгляд.

— Сколько раз уже говорил называть меня по-простому, — проворчал тот с деланным недовольством. — Уже пятый год с моей внучкой живёшь, а всё «Михаил Геннадьевич», «Михаил Геннадьевич». Задолбал уже своей субординацией.

— Дядя Миша, — поправился Максим. — Эти робо могут быть полезны. В конце концов они же отпустили меня.

— Только ловушку у дверей сделали, — кивнул Павел Аркадьевич. — Если бы ты вышел раньше, чем перегорела верёвка, то мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Не должны нормальные робо так себя вести! Когда я начинаю думать, что поблизости от колонии разгуливают сошедшие с ума и считающие себя людьми робо, то мне становится страшно. Кто знает, что ещё придёт в их электронные головы?

— Ты ведь сделал петлю на обратном пути? — спросил Михаил Геннадьевич.

— Разумеется, — кивнул Максим. — Я ведь не совсем дурной, чтобы кому попало указывать прямое направление на колонию.

— Что не забыл сделать петлю — молодец. А вот, что, оказавшись в вертолёте не попытался догнать странных робо и поговорить уже с позиции наведённых на них ракет — дурак.

Младший лейтенант дёрнулся. Михаил Геннадьевич успокаивающе положил руку ему на плечо.

— Как ни крути: дурак и есть. Вот скажи: почему хотя бы не попытался проследить за ними?

Максим молчал.

— А я скажу, — повысил голос один из руководителей колонии выживших. — Потому, что ты обещал робо не преследовать их и не стал преследовать. Так? А то, что выживание колонии в сто раз важнее обещания данного слова, к тому же, слова данного робо, а не человеку — ты не подумал?

— Кажется нам, прямо сейчас, никто не угрожает? — хмуро поинтересовался младший лейтенант.

— «Прямо сейчас» очень скоро пройдёт. Учись думать наперёд, — посоветовал Павел Аркадьевич.

— Вот помрём мы, старики и что дальше? — риторически спросил Михаил Геннадьевич.

— А ничего дальше не будет. Вымрем как динозавры и всё, — огрызнулся Максим. — Детей всё равно никто не заводит. Без детей разве жизнь? Так — доживание.

— Мы уже трижды поднимали этот вопрос на общих собраниях, — вздохнул Павел Аркадьевич. — По несколько раз всё обсудили. Даже если оставить за скобками то, что детям придётся всю жизнь провести в стеклянной банке постоянно боясь контакта с неочищенными воздухом, водой и почвой. Даже если этот факт оставить за скобками, то где гарантия, что мы сможем вырастить жизнеспособное поколение? Их жизнь станет зависеть от работоспособности различных приборов — сумеем ли мы научить их чинить приходящую в негодность технику? Искать или производить запасные части взамен окончательно вышедших из строя. На что мы обрекаем своих детей — просто на очень трудную жизнь или на растянутую по времени агонию.