Алена поворачивалась вслед за Генкой, и перед лицом ее оказывалась то Шегарка, высокий правый берег, пасека на берегу, изба, то деревня, то полоска цветущих подсолнухов, то березово-осиновая согра за скошенным еще в начале июня на силос молодым сочным подсолнечником.
— Гена, ну как вы обжились на новом месте? — спросила она парня.
— Обжились, изба хорошая, уютная, будто всю жизнь в ней прожили.
— А по Жирновке небось все одно скучаешь?
— Скучаю, Алена Трофимовна.
— Правда?
— Правда. Снится иногда. Усадьба, соседи жирновские.
— Вот молодец!
— Что?
— Что скучаешь.
— А-а… Так ведь родина. Родился здесь, двадцать лет прожил.
— У тебя когда день рождения?
— В августе. Двадцать первого августа. Счастливое число.
— Сколько же исполнилось?
— Двадцать четыре. Из них три — служба.
— Тебя ведь не со своим годом брали, кажется?
— Да, на год отсрочку давали.
— Счастливый ты, Гена.
— Чего же?
— Молодой. Двадцать четыре… вся жизнь перед тобой.