Подсолнухи

— Ну что, рыбак? — спросила хозяйка. — Наловил на ушицу или нет?

— На уху есть, — Чернецов поставил бидончик у ее ног.

Все по очереди заглянули в бидончик. Чернецов сел рядом с Антониной, она смотрела на него. Видно было, что все они сильно заморились.

— Кто-то обещал мне помогать, носить воду, — Антонина склонила голову. — Но так уж и быть — прощаю, раз вы не с пустыми руками.

— Проспал я, — засмеялся Чернецов. — Не поверите. Лег в цветы под тополями — так хорошо. Лежал, тополя слушал-слушал да и заснул.

— Вот счастливчик. А у нас был полный рабочий день. Пойду взгляну, как там баня. Скоро, поди, и готова будет.

— Поешь, Алеша, — спросила хозяйка, — или до ужина дотерпишь?

— Дотерплю, чего там, — отозвался Чернецов. — Заодно и поужинаю.

Антонина вернулась и сказала, что баня в самый раз, можно неспешно собираться.

— Кто пойдет первым? До сумерек успеть, без свечки чтоб. Оконце маленькое, свету мало. Мам, идемте! Папа!

Мылись в три захода. Сначала старики, следом Чернецов, последняя Антонина с ребятишками. Банька с виду неказистая, стоит в бурьяне, на плоской земляной крыше полынь растет. Осталась баня, забытая, от соседей — не то Васюковых, не то Плотниковых. Вернувшись в Жирновку, старик Ивашов подделал ее немножко — и без горя. Хоть и лето, хоть и не пыльно, а без бани не обойтись на неделе. Внутри и простору и жару достаточно, да и жар особый в пору эту не нужен — не зима. Воды побольше и мыла кусок.

Оконце, скамья, полок, каменка. К каменке вплотную прислонен десятиведерный бак — горячая вода, холодной — две фляги в предбаннике, набранном из брошенного осинового горбыля. Но щелей нету, снегу не наметает зимой. И здесь скамья, посидеть после пара.

Париться Чернецов не стал, но помылся в охоту. Посидел на скамье, остывая-передыхая, вспоминая свою баню, что срублена была на самом берегу — выскакивай, веник отбросив, — и в воду. Вытерся, оделся в предбаннике, пошел по тропе к избе — мокрые спутанные волосы на лоб, на ногах просторные калоши Сергея Парфеныча.

После ужина, как и вчера, сидели они с Антониной в ограде. Молчали. Волосы ее уже высохли, она их расчесала по обыкновению, по обе стороны головы. На плечах Антонины была материна просторная кофта, руки она глубоко засунула в рукава.

— Ну что, Антонина Сергеевна, — негромко сказал Чернецов, — мне уже пора. Завтра мы расстаемся. Закончилось мое гостевание.

— Ой, сударь, как мне не хочется, чтобы вы уезжали. Поживите недельку, а? Ведь мы еще и не поговорили. Гулять договаривались…

— Никак не могу, рад бы. Отпросился на несколько дней. Отпуск весной брал, так и не заметил его — квартиру ремонтировал.

— Квартира хорошая?

— Две комнаты. Шумно. Почти на перекрестке дом построен.

— Слышно, на молодой женились вы, сударь. Как жена? Ладите?