Собрание сочинений. Том 3. Сентиментальные повести

22
18
20
22
24
26
28
30

Весной 1928 г. шестнадцатилетняя Н. Б. Дейнека отправила Зощенко письмо со стихами. После ответа писателя завязалась переписка (см: Письма М. М. Зощенко Н. Б. Дейнеке / Публикация Н. Князевой // Искусство Ленинграда, 1990. № 3. С. 70–78; публикуется 17 писем).

Через какое-то время писатель назначает девушке встречу и делает «литературное предложение»: разрешить использовать уже полученные письма и стихи в книге и написать еще одно письмо в «сходном стиле». Просьба была выполнена и оплачена.

Дальше между автором и одной из героинь будущей книги завязывается сложная психологическая борьба. Девушка пугается собственной откровенности и просит отменить или, по крайней мере, отредактировать публикацию, чтобы остаться неузнанной близкими. Зощенко решительно отказывается от изменений.

«Михаил Михайлович встретил меня с некоторым раздражением. С первых же слов он дал понять, что предлагает мне столь выгодные условия и возможность увидеть свои писания в печати — другая с радостью согласилась бы, а я еще капризничаю.

Дрожащим голосом я доказывала, что это не каприз и умоляла убрать хоть одну единственную фразу, в которой я в отвратительно-точных выражениях, присущих литературному обиходу 20-х годов, сообщала о своем романе. (Вероятно, речь идет о следующем фрагменте письма: “У меня очень скверная, грязная жизнь. Чтобы объяснить всю ее грязь, достаточно того факта, что, когда мне было 14 лет, меня взял как женщину один женатый мужчина, и я до сих пор с ним, потому что я его люблю” — И. С.).

Нет, он не уберет эту фразу, он не может, не имеет права ее убрать — тогда теряет смысл и значение весь мой образ. Вся мягкость и томность исчезла из голоса Зощенко, теперь в нем звенел металл. Он говорил теперь со мной как писатель-профессионал, несокрушимый во всем, что касалось литературы, литературного образа, литературного факта. И я для него была уже не я — девушка Ниночка, к которой он так участливо отнесся, я была литературным образом, за который он боролся.

Но тяжко превращаться из человека в литературный образ.

После долгих пререканий он согласился изменить даты писем, прибавить мне год возраста (17, а не 16 лет), переделать “Ленинград” на “Москву”, “морского инженера” на “молодого врача”, “драматическую артистку” на “киноартистку”. И приписать от себя концовку, в которой я выхожу замуж “за молодого врача”. <...>

В конце лета вышла книжка “Письма к писателю”. Я в ней существовала в двух ипостасях. И первая, ради которой все было и затеяно, — мои письма — была напечатана под понимающе-ироническим, как бы подводящим безнадежный итог заголовком “Все в порядке”».

(Дейнека Нина. Чужая и маленькая. Мои встречи с М. М. Зощенко // Искусство Ленинграда, 1990. № 3. С. 62, 64)

Сопроводительное письмо для второй посвященной Дейнеке главки «Плохая молодость», в которой были опубликованы ее стихи, в конце концов, как вспоминает мемуаристка, сочинил от ее лица сам Зощенко (Там же. С. 63).

Во второе издание книги в СС 6 Зощенко включил семь новых главок, исключив, однако, пять других. Эти исключенные тексты, а также статья «Из переписки с читателями» (Литературный современник. 1940. № 3), вслед за М. Долинским, воспроизводятся в приложении.

См. также архивные публикации, обозначающие контекст этой книги Зощенко, своеобразно дополняющие и продолжающие ее: Письма к писателю / Публ. Ю. В. Томашевского // Звезда. 1994. № 8. С. 64–72; «Здесь. Писателю Зощенко». Из писем читателей 1930-х гг. Публ. В. А. Прокофьева // Мат 1. С. 193–221; «Письмо написано. Отправлено. И вот — нашло свое применение» / Публ. Е. И. Колесниковой // Мат 2. С. 344–347; «Дорогой товарищ Зощенко!». Из читательских писем 40–50-х годов / Публ. В. А. Прокофьева // Там же. С. 350–354.

Веселые проекты

Зощенко М. и Радлов Н. Веселые проекты (Тридцать счастливых идей). Л., 1928. 30 с.

Печатается по первому изданию.

Эта книжка-альбом, как и следующая, — результат тесного сотрудничества Зощенко с художником Николаем Эрнестовичем Радловым (1889–1942). Сын известного философа Э. Л. Радлова, в юности близкий модернистскому кругу, Радлов в 1920-е гг. стал известным карикатуристом, часто иллюстрировал рассказы Зощенко, рисовал дружеские шаржи на писателя. Его эволюцию не без едкости описал в дневнике К. И. Чуковский (25 января 1926 г.):

«Вчера был у Николая Эрнестовича Радлова. Когда я с ним познакомился, это был эстет из “Аполлона”, необыкновенно опроборенный и тонкий. Несколько вялый, но изящный писатель. Потом “в незабываемые годы” это был муж стареющей и развратной, пьяной, крикливой и доброй жены, которая никак не подходила к нему — и нарушала все его эстетство. Он казался “бывшим человеком”, очень потертым, долго не умел приклеиться к революции и без конца читал английские романы — все равно какого содержания. Теперь он к революции приклеился: вдруг оказался одним из самых боевитых советских карикатуристов, халтурящих в “Бегемоте”, в “Смехаче” и в “Красной”. Количество фабрикуемых им карикатур — грандиозно. Я спросил вчера:

— Какую манеру (рисунка) вы предпочитаете?

— Ту, которая скорее ведет к гонорару.

Я рассматривал вчера его карикатуры. Они банальны. Но его шаржи вызывают у меня восхищение. Он отличается огромной зрительной памятью и чрезвычайно остро ощущает квинтэссенцию данного лица».