Тюрьма №8

Допрос длился долго. Владиславу стало понятно, что он отсюда уже не выйдет быстро, но надежда его не покидала. Он просил пригласить своего партнера, чтобы разобраться, но ему было отказано, ближе к вечеру его отвезли в изолятор временного содержания, следователь имел право задержать его до трех суток. В ИВС его заставили раздеться до трусов и выложить все из карманов в ящик. Потом его отправили в камеру. Он был в костюме и явно не вписывался в общую картину. Зайдя в камеру, он немного опешил от увиденного. Помещение было небольшое, в углу находился умывальник, весь ржавый и грязный. В углу была обгаженная дырка в полу, очевидно туалет. Стены были оштукатурены таким образом, словно на них бросали цемент, и он застыл, превратившись в щебень, прислониться к стене было невозможно. От входа в камеру был небольшой проход, где-то пол метра, потом было что-то вроде возвышения из досок, на котором можно было сидеть или лежать. Как потом выяснилось, это называли «сценой», это действительно было похоже на сцену. Что бы залезть на нее нужно было разуться. В углу камеры было маленькое зарешеченное окошко, из него ничего нельзя было увидеть, стекла не было. Когда Владислав зашел в камеру, там никого не было. Он присел на «сцену» и закурил. Из окошка доносился шум дождя, который потом перерос в ливень. «Это, наверное, по мне дождь плачет», подумал Владислав. Первую ночь в ИВС он не заснул. Так и просидел на «сцене» куря одну сигарету за другой. Он понял, что это все организовал его партнер, чтобы избавиться от него и полностью завладеть фирмой. Теперь, когда он все создал и получил этот контракт, стал не нужен.

– Осужденный Владислав, – рявкнул завхоз карантина, – заходим на распределение.

Окрик вернул Владислава в реальность. Он уже в колонии. Суд дал ему десять лет. Как сказал следователь – «за отказ признания вины». У него забрали фирму, машину, личные вещи. Квартиру удалось сохранить, только потому что адвокат убедил жену развестись, иначе забрали бы и квартиру. Обращения во всевозможные инстанции результата не дали, а кажется только еще больше усугубляли его положение. Все заслуги были забыты. Партер на суд даже не пришел, дал письменные пояснения и утверждал, что был обманут и требовал наказать виновного по всей строгости закона. Суд пошел ему на встречу и добавил срок по еще одной статье, на которой настаивал следователь – «злоупотребление властью или служебными полномочиями». Не ясно как это относилось к частной фирме, все протесты судом были отклонены и по совокупности совершенных преступлений, учитывая тяжесть и отказ раскаяться и содействовать суду и следствию, путем сложения сроков наказания, назначить десять лет усиленного режима с конфискацией имущества и лишением права занимать руководящие должности на протяжении пяти лет.

Всех, кого распределили по отрядам, ждали, когда за ними придёт завхоз. Потом брали свои пожитки, взваливали скрученный матрас на спину и брели к месту назначения. Когда впервые попадаешь в локальный участок отряда на зоне, а потом и в барак, охватывает чувство, что здесь кипит, какая-то своя, особенная жизнь. После тюрьмы или СИЗО, поражает количество людей и наличие большей территории для передвижения. Все похоже на муравейник. На вновь прибывших смотрят по-разному, кто-то с сочувствием, кто-то с безразличием, а кто-то оценивает их шансы на выживание. Эти сотни глаз смотрящих на плетущихся со своими пожитками новеньких, словно тысячи невидимых иголок пронизывают насквозь и заставляют еще больше сжиматься от страха неизвестности и безысходности судьбы, обрушившейся на их головы.

Зона, это отдельный мир. Другая среда обитания. Пожалуй, трудно найти слова, которые смогут кратко охарактеризовать это место. Это практически своего рода государство, населенное популяцией одного пола – мужчинами и построено таким образом, чтобы быть максимально автономным, имеет свою строгую границу, ограду по периметру с вооруженной охраной на вышках, жилую зону, промышленную зону, столовую, медицинскую часть, баню, клуб, церковь, свою тюрьму – ШИЗО и БУР и даже свою гостиницу – место где предоставляют для зеков долгосрочные свидания с родными и близкими. Единовременно на этой территории могут находиться до пяти тысяч осужденных, но при желании можно и больше. Кроме того, есть администрация, своего рода правительство, которое управляет всем и вся на этой закрытой территории. Может судить и миловать, награждать и наказывать, а если нужно, то и казнить. Что бы управлять этим устройством нужны правила и не просто правила, а система правил. Здесь есть система, состоящая из нескольких правил. Правила внутреннего распорядка, составленные целыми научными институтами, они направленны на полный контроль за осужденными и регламентируют все начиная со стрижки и заканчивая предметами личной гигиены и пайки в столовой. Все расписан, посчитано и взвешено. Правила тюремной жизни, придуманные уже самими зеками. Их история тянется из веков. Дополняется, совершенствуется, но базовые принципы не меняются. Если коротко – не кради у своих, ничего не проси, никого не бойся, не доверяй никому, оставайся тем, кто ты есть, не ври, не лезь не в свои дела, больше молчи и меньше слушай. Правила, навязанные администрацией. Администрации нужен контроль, полный контроль и подчинение. Поэтому в каждом отряде есть своя так сказать «администрация» из среды осужденных. Это завхоз и дневальные, еще есть каптер – заведующий помещением, где зеки хранят свои нехитрые пожитки, сумки, их еще называют «кешар». Каптер очень жирная по тюремным понятиям должность и понятно, что попасть на такую должность может не каждый, а только доверенное лицо со стороны руководства зоны. Они выполняют прямые распоряжения администрации. Кроме этого должны находить общий язык с заключенными, потому как это тюрьма и сильно не покомандуешь, даже если тебя назначили на должность, статус особо не меняется и жить нужно в бараке вместе со всеми. Поэтому они всегда балансируют между требованиями администрации и желанием эти правила нарушить осужденными. Не каждый сможет быть в их шкуре, нужно обладать определенными навыками приспособления и выживания, чтобы угодить каждой стороне в этом бесконечном конфликте интересов.

Как и всякое государство зона построена по принципу административных делений и влияний, а управляется по принципу демократического централизма с элементами военного коммунизма и социального равенства. Есть начальник колонии – «хозяйка» для заключенных -можно сказать верховный правитель этого устройства, обладающий не ограниченной властью над всеми, кто находится на его территории и над заключенными и над ментами, закрытый от общественности с воли забором обвитым колючей проволокой с военной и вооруженной охраной по периметру, это практически царь с неограниченными полномочиями. Потом по иерархии идет заместитель по политическо-воспитательной работе, что по меньшей мере звучит странно, но это важная должность, которая единственная может сохранять баланс интересов с начальником колонии и имеет не меньшее влияние. Затем есть воспитательная часть, это военные, которые должны заниматься перевоспитанием осужденных, но на самом деле никакой роли в управлении зоной не играют, занимаются в основном бумажной работой. Оперативная часть, это те, кто выполняет роль внутренней милиции. Медицинская часть– следят за состоянием здоровья среди осужденных, но не особо гуманно. Очень важное место занимает промышленная зона, место где дешёвым, рабским трудом зеков зарабатываются миллионы для нужд прежде всего приближенных начальника и администрации. Иногда это целые мини предприятия по переработке древесины, металла и вторсырья, работающие даже на экспорт. Неподконтрольные местным администрациям с воли и закрытые для проверок из вне, своего рода безналоговые зоны, получающие колоссальные доходы за счет того, что работающие на этих предприятиях заключенные получают три доллара в месяц, а иногда и вообще ничего, так как высчитывают все заработанное на погашение исков, назначенных судом. Все должности в зоне заняты военными. Они носят военную форму внутренних войск и считаются военнообязанными на действующей службе. Но работу им приходилось выполнять мусорскую. Они не любили, когда их называли мусорами, считали это оскорблением и называли себя жандармами, хотя конечно же они были самыми настоящими лягавыми, только в военной форме.

Кажется, что все это нагромождение невозможно поддерживать в постоянном порядке, ведь это на самом деле тюрьма и она населена порой очень агрессивными не желающими подчиняться требованиям администрациями арестантами, которые постоянно нарушают режим содержания и призывают других заключенных следовать правилам и понятиям тюремной жизни. И здесь играет очень важную роль правило -разделяй и властвуй, которое воплощает в жизнь оперативная часть. В задачи которой входит не только поддержание внутреннего распорядка и подчинение заключенных требованиям администрации, но и еще выполнения важной функции оперативно– следственного органа внутри зоны, одной из основных задач которой продолжение оперативной разработки заключенных. Другими словами, они неустанно следят за всеми зеками. За некоторыми особенно пристально. Например, кто-то не признал вину или не рассказал где спрятал награбленное, а кого-то закрыли по мелочи и зная, что за ним есть еще преступления более тяжелые и нужно как угодно получить о нем сведения. Да и за внутренним порядком нужно следить, вдруг кто побег готовит или бунт, а может хочет запрет затянуть в зону (наркотики, деньги или алкоголь -запрет на жаргоне). Для этого опера на зоне создают сеть из информаторов – стукачей по тюремному. И навязывают свои правила через эти отбросы даже уже в тюремной среде, ведь никогда не знаешь кто работает на администрацию зоны, разговариваешь или что-то делаешь за тобой постоянно наблюдают и неизвестно откуда или кто. Как-то пошел слух, что по всей зоне поставят видеонаблюдение и зеки начали волноваться и на обходе, плановой проверки администрацией отрядов, не выдержали и задали вопрос Куму (Заместитель начальника колонии по оперативной работе),

– Скажите, а правда, что скоро везде будут установлены камеры наблюдения.

Тот высокомерно обвел взглядом любопытствующих зеков и выдал:

– Да зачем эти камеры наблюдения, я за пачку сигарет узнаю, чем вы в туалет сегодня ходили.

Конечно же узнать кто стучит было не просто. За это расправа наступала очень быстро и если не успеет стукач сбежать, как тут говорят «ломануться к ментам», то его могли и удавить по-тихому. Один раз был такой случай, в зоне были места, где можно позвонить по мобильному. Это было рискованно, запросто попасть в ШИЗО (штрафной изолятор), но иногда была возможность обратиться за такой услугой к тем, кто тебе доверяет. Правда это было очень непросто, нужно ставить пикет, и самому прикрываться, что бы никто не слышал с кем и о чем говоришь. Администрация боролась с этим всеми силами, устраивали шмоны и даже разрешали стукачам пользоваться телефоном, что бы те могли оперативно информировать про звонящих. Стукач посылал оперу СМС когда видел как разговаривают по мобильному и сразу же прибегали мусора со «шмоном» именно к тем, кто говорил. Зеки догадывались, что кто-то их сдает, но как говорится, поймать за руку не могли, если бы не счастливый случай. Этого стукача выявили случайно, он дал другому осужденному телефон позвонить и не вытащил свою сим карту, и когда звонивший случайно набрал номер, который был записан в памяти телефона на той стороне ответили – «Оперуполномоченный Носков». Сразу поняли, это был зоновский опер. А когда посмотрели СМС переписку по этому номеру, то окончательно убедились. «Третий ходок с права, нижняя нара». Это значит, что по телефону говорят на нижнем ярусе в третьем проходе между нарами с права от входа. Там вчера был шмон, ночью пришли контролеры с дежурным по зоне офицером, все перевернули и нашли телефон, спрятанный в нише между стенок тумбочки. Когда зеки подошли к этому стукачу за разъяснениями, тот сделал вид что не понимает, о чем говорят и сказал, что сейчас сходит в туалет и потом все объяснит. Воспользовавшись заминкой, он вырвался из барака и побежал на выход из локалки, а потом в штаб, так называлось небольшое отдельно стоящее здание на территории зоны в котором находилась администрация. Еще были правила каждодневной жизни в зоне, это когда нужно делать все так, что бы минимально контактировать со всеми вышеперечисленными правилами, что пожалуй было самым сложным, потому что нельзя никуда скрыться, ты все время на виду, постоянно вступаешь вольно или невольно во взаимодействие с окружающей тебя средой или с кем то конкретно из этой среды и нельзя развернуться и уйти или проигнорировать, как это обычно делаешь на воле, потому что если будешь игнорировать это воспринимается как оскорбление, типа «ставишь себя выше других». А что бы выжить на зоне нужно получить статус групповой поддержки, для этого нужно участвовать в актах группового неповиновения и в тоже время не вступать в открытый конфликт с администрацией.

Иван взял кружку с чаем, даже в такой духоте горячий «кругаль» не обжигал руки. Тепло приятно разливалось по телу и на минуту забывались все невзгоды, что произошли с ним за последние полтора года.

«Давай не задерживай, знаешь за что Филипа Киркорова убили?» – рядом сидел какой-то дядька, помятого вида. Торопил, что бы не держали долго кружку, а пускали дальше по кругу, это была такая шутка про Киркорова. Знаю, отозвался Иван,

«Микрофон задерживал», неспешно ответил он, передавая другому кружку с чифирем.

Иван катался по этапам уже долго. Сейчас его привезли на Володарку, тюрьма в Минске. Этап пришел ночью из Бреста, всех кого привезли, загрузили в сборную камеру, и они решили «чифирнуть», заварить чай в железной черной от частого заваривания кружке. В такие минуты, он позволял себе немного расслабиться и унестись мыслями далеко от тюремных будней. Туда где был его дом и прошло его детство и юность. Отца он не помнил, а мама особенно о нем и не рассказывала, старалась давать ему все самое лучшее, что бы он не испытывал недостатка внимания из-за отсутствия отца. Став старше и подружившись со своими сверстниками, он всегда тянулся к тем, у кого был отец. Всегда с интересом слушал, как они пересказывают о своих отношениях и в глубине души хотел, чтобы и у него был отец. Иногда он думал, если совершит что-то необыкновенное, дерзкое и смелое, отец вспомнит его и придёт к нему, пожмет руку и примет как сына, и они станут друзьями и уже никогда не будут расставаться. Его никогда не покидало чувство оставленного ребенка, словно чего-то не хватало, словно что-то оторвали от него, обманули оставили одного. Он всегда любил бывать у своего друга Глеба. У Глеба был отец. Он работал на заводе мастером. Часто Иван слышал, как тот поучал Глеба как нужно жить и добиваться всего в жизни. Особо не добившись успехов в собственной, он словно пытался реализовать упущенный шанс на своем сыне. Постоянно твердил, что тот должен стать лидером, добиваться поставленной цели любыми путями, ни с кем не считаться и если нужно применять силу на пути к успеху, деньгам и власти. Иван хорошо помнил эти разговоры, которые иногда случались в доме Глеба. Как он жадно их слушал и потом еще долго повторял про себя услышанное. Постепенно они начинали осознавать услышанное от отца Глеба и задавать себе вопрос – почему у одних есть больше того, что не могут себе позволить другие люди. С ними в классе учился парень. Его отец был коммерсант, барыга -так презрительно они его называли в своей компашке, Глеб, Иван и еще парочка их сверстников. Кажется, их объединяла ненависть к успешному отцу их одноклассника. Часто собираясь после школы на соседней стройке, они, покуривая дешёвые сигареты и потягивая кислое пиво из одной бутылки на четверых, возмущались новым телефоном у сына барыги и о том, что того каждое утро в школу привозит водитель, а им приходится тащится на общественном транспорте. О чем бы не заходила речь, они всегда возвращались к этой теме снова и снова. К тому времени они уже повзрослели, учились в выпускном классе и впереди открывались жизненные перспективы, но освоить их без средств было, по их мнению, невозможно. И вот однажды, кто-то из их компашки, Иван уже не помнил кто, но кажется это был Глеб, предложил восстановить справедливость и получить денег с барыги. Он как сейчас помнит весь их разговор дословно:

– Видел, вчера этот мажор подкатил к школе на новой тачке? – Спросил его Глеб, имея в виду их одноклассника, сына барыги.

– Да видел, как на него все девчонки пялились, козел, -пробубнил он в ответ.

– Почему так? – воскликнул Глеб,

– Где же справедливость, одним все другим ничего. Нужно как-то получить с них денег, – имея в виду барыгу и его сына.

– И как? – переспросил Иван.