Не прошло и двух часов, как секрет плиты раскрыли. В подземном коридоре не оказалось ни золота, ни священника, нашли только второй выход.
— Он жив, — дон Иларио возбужденно рассмеялся. — Слышите, Кортес?
— Все равно он долго не протянет.
— Да вы что! Молите Иисуса, чтобы он протянул как можно дольше! Мы ничего не смогли добиться от детей — они, как сомнамбулы, да и объясняться на языке альмаеков никто не может, а уж он-то точно знает, где золото.
Лицо Кортеса стало медленно проясняться.
— Куда он был ранен? — спросил командор, разглядывая на пыльном полу засохшие пятна крови. — Похоже, рана серьезная.
— У него отсечена правая рука.
— Отлично! Надеюсь, вы догадались сделать ему перевязку?.. Шучу, шучу. А ну-ка давайте сюда этого собачника вместе с собаками.
— Хосе Пьедроса?
— Его, его.
— Сколько собак ему брать?
— Да Господи! Пусть возьмет дюжину, две, всех! Мы достанем этого язычника, Раул!
Кортес ушел, и вскоре в храме раздался лай десяти собак.
Дон Иларио оглядел свору и снова возбужденно рассмеялся.
— У нас будет настоящая псовая охота с загонщиками и выжлятниками[32]. Король дорого бы заплатил за участие в ней!
— Я не ручаюсь, дон Иларио, что собаки смогут взять след, — неуверенно сказал Хосе Пьедрос. — Прошло уже два дня.
— Не сможет одна, сможет другая. Не та, так следующая. Кортес, подберите десять человек на ваше усмотрение — и в погоню.
Собаки долго не могли взять в толк, чего от них хотят. Хосе Пьедрос водил их по длинному подземелью от плиты до выхода под стеной и обратно; тыкал мордами в залитый кровью пол, пока не догадался, наконец, сунуть одной из них под нос кусок окровавленной материи, найденной на полу — по всей вероятности, это был рукав балахона священника.
Покружившись у выхода, собака рванула вперед, изредка опуская голову к земле, трава была буквально пропитана запахом благовоний, которыми пропахло одеяние Литуана.
Бульдогам было легко идти по его следу, так как священник больше полз, чем шел.