Тибет, или Изумрудная Чаша Патриарха

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда спустя четыре часа, уже на половине пути в Царанг, Цамба, извинившись перед козой, убил её и вырезал вместе со шкурой и шерстью грудину размером сорок на сорок сантиметров, Лавров понял, что его проводник родился поваром – только, наверное, не в этой жизни. Такой кулинарии украинцу совсем не хотелось. Цамба насадил то, что осталось от козы, на две деревянные палочки и зажарил на углях. В конце кулинарного процесса опалённую шкуру Цамба очистил, а мясо подал Виктору на пробу, облизывая пальцы и причмокивая.

– Спасибо, друг, – ответил Виктор. И ему пришлось отведать этой неприглядной стряпни, преодолевая приступы тошноты от специфического запаха козлятины.

Перетерпев такой обед, Виктор почувствовал себя Беаром Гриллсом и Николаем Рерихом в одном лице. «Рерих потому, что уважаю шерпов, а Гриллс потому, что из-за этого жру всякую гадость», – думал журналист.

Ночь в горах прошла беспокойно. Сначала Виктор никак не мог уснуть. Может быть, из-за того, что в прошлый раз проспал одиннадцать часов? И хоть старая поговорка утверждает, что нельзя выспаться впрок, сна не было ни в одном глазу. Под боком храпел Цамба. Надо сказать, что это получалось у него творчески, с переливами, и даже лошади, стоящие неподалёку, иногда в ужасе приседали от его храпа. Это забавляло Виктора: «Тётя Циля так предавалась Морфею, шо совсем не напоминала фею. И когда ложилась спать, соседи вспоминали мать…» – рифмовал журналист про себя. Но тут театр одного актёра закончился: Цамба, пробурчав во сне что-то наподобие слова «телепатия», перевернулся на другой бок, и его ужасающий храп прекратился. «Надо же. Телепатия. Запомнил разговор с Заилом. Ну, пусть хоть через сон постигает науку», – посмеялся про себя Виктор. Ему всё не спалось. Украинец опять вспомнил Одессу, Сергея Крыжановского, а затем и всё то, что происходило с ним в последние две недели.

«…Прия. Как она там? Хорошо, что увёл от неё беду, она и так натерпелась. Шутка ли, потерять дом, где выросла, где жили отец, мать, дед… Свой уютный уголок… Моим-то девчонкам проще. Папа, как всегда, в командировке. Приеду – полетим в европейский Диснейленд. А вот Прие… Что дальше?»

Виктор начинал засыпать, но вдруг услышал какой-то странный звук, будто где-то неправильно работает мотор. Звук прерывался. Снова «мотор», и снова тишина. Лёгкий, почти беззвучный шорох… Затем опять… и опять. Что это? Виктора осенило, и от этой догадки засосало под ложечкой. За ними охотились… Это был снежный барс. Журналист посмотрел вверх… Прямо над ними просматривался силуэт большой кошки невероятной красоты и грации. Она сидела, собравшись для прыжка, и зорко наблюдая за уснувшей, как ей казалось, экспедицией. Были отчётливо видны суставы передних лап, выделяющиеся над спиной. «Точно наша Мурка воробья увидела. Только эта мурка раз в тридцать больше. И воробьи – это мы… Во попали!» – с ужасом думал журналист.

Ветер дул куда-то в сторону, поэтому стоящие неподалеку кони не учуяли запаха крупного хищника. Виктор прикинул высоту. «Метров пять. Для барса спрыгнуть вниз – что мне сойти с табуретки. Лошади оборвут привязь и убегут. Хорошо, если не соскочат в обрыв. Цамба проснётся и поможет, если что…» Путешественник спокойно, без резких движений просунул руку за спину и нащупал заткнутую за пояс рукоять гвинейского тесака. Он явственно представил, как сейчас эта «стальная пружина» кошачьей гибкости, ловкости и силы разогнётся и ринется на него. Виктор успеет выставить нож, он пробьёт шкуру и рёбра хищника, достав до сердца. Но царь этих гор, снежный барс, обладающий железной мощью, в агонии ещё будет кататься с Виктором в борьбе не на жизнь, а на смерть. И ещё неизвестно, успеет ли шерп помочь Лаврову… Виктор почувствовал, как по его спине катятся струйки холодного пота. Они неприятно щекочут поясницу, и так хочется вытереться, но двинуться – значит спровоцировать нападение хищника.

Ожидание продолжалось долго и мучительно. Голова журналиста прокручивала варианты спасения. Он вспомнил Грузию, путешествие с чабанами на Кавказе и одну горную саклю. Овцы, целые отары овец. Старый горец Валико учил ещё совсем молодого украинского журналиста отпугивать волков криком их злейшего врага – горного орла. «Может, попробовать? А вдруг поможет?» – вышел из воспоминаний Виктор. Не спуская глаз с хищного изваяния наверху, Виктор напряг альвеолы и издал тонкий протяжный орлиный крик. Барс не двигался. Виктор повторил, затем ещё и ещё. «Хватает же терпения у зверя», – удивлялся журналист. Может быть, не хватало силы звука, если он даже не разбудил Цамбу? Но громче Виктор не мог. Он с досадой понял, что всё-таки придётся сражаться.

Что-то странное было во всём этом. Дикая кошка сидела на скале, наблюдая уже минут тридцать и… дыхание зверя затихло. Вдруг это дыхание, похожее на слабый мотор, опять возвратилось и перешло… в храп Цамбы, лежащего спиной к украинцу.

«Ах ты ж, твою дивизию! – возмутился Виктор молча. – Барс снежный! А там тогда кто?». Виктор осветил фонарем силуэт на скале. Это была простая глыба гранита. Темнота сделала своё дело, и то, что было нужно, журналист дорисовал в своём воображении.

Цамба продолжал свой неистовый храп. Виктор почувствовал, что нервное напряжение, а потом неожиданное расслабление открыли для него путь ко сну. Он всё ещё лежал и возмущался: «Что ж тебе аденоиды никто не удалил, шерпушка. Так Лаврова перепугал. Барс, барс… Барсик, киска…» Засыпая, Лавров встретил начало рассвета.

Уже вторую ночь группа Отто Рана ночевала на одном и том же месте и не могла выдвинуться из «этого проклятого Съянгбоче». Чартхи и ещё пара бутанцев долго искали свежих лошадей, которых не было в округе на пятьдесят миль. Старик злился и говорил, что платит деньги этому сброду только потому, что душа у него добрая и сердце нежное, а так бы давно всех разогнал. Чартхи косо поглядывал на Дирка, который принял командование у своего наставника и вёл себя жестко и по-армейски. Бутанцы к такому отношению не привыкли. Тем более, что платил им не Дирк, а Отто. Они отказывались подчиняться Ягеру, но после парочки штрафов, наложенных старым фашистом, поуспокоились и стали выполнять то, что им говорит молодой управляющий. При этом Дирк не стеснялся в выражениях, не соблюдая никаких правил этикета и громко ругаясь на своём не очень хорошем английском, но бутанцы всё прекрасно понимали. Чартхи был взбешён тем, что права лидера в группе перехватил неизвестный европеец, но не подавал виду. Кодекс бойца не позволял ему выходить из себя. Бывший монах, изгнанный из одного тибетского монастыря за противоречия с наставником, всё-таки остался воином с высокой самодисциплиной, усердием и трудолюбием.

Утро Дирк Ягер встретил на окраине Съянгбоче. Чутьё разведчика не давало ему расслабиться. Он тщательно изучал местность вокруг поселения, и его феноменальная память фотографировала всё с точностью компьютера. Это могло пригодиться в будущем. Например, на обратном пути. К тому же гимнастика мозга – вещь полезная. Дирк шёл, пересекая последнюю гряду деревьев, и неожиданно заметил тропу, уходящую сразу от забора мимо пологого склона. Может, это какой-то другой путь дальше. Надо проверить. Немец быстро пошёл по найденной тропе, не забывая при этом смотреть вокруг и прислушиваться. Минут через пятнадцать Ягер настороженно поднял голову. Откуда-то сверху пологого склона катились маленькие камешки гравия. Возможно, спецназовец не знал, но так обычно начинаются обвалы и сели в горной местности. Он с неподдельным удивлением смотрел на это явление. Камней становилось всё больше, они были всё крупнее. Вскоре вниз слетело уже несколько громадных валунов, подняв целые облака пыли и разбив несколько стоящих неподалёку молодых деревьев. Камнепад закончился. Там, наверху, стоял Чартхи. Его обожжённое в камине у Прии лицо не выдавало никаких эмоций. Внизу между камнями лежало бездыханное тело Дирка Ягера. «Проклятый немец» погиб, но бывший монах решил проверить и, в случае чего, помочь в мучениях умирающему европейцу, ускорив его уход в мир духов. Чартхи с резвостью мячика поскакал вниз. Похоже, немец действительно был мёртв. На виске красовалась громадная ссадина, открытые глаза смотрели в одну точку, зафиксировав на лице предсмертную агонию. Чартхи подошёл ближе. Европейцы сильны, но азиаты хитрее. Убийца глубоко вздохнул и повернулся к Съянгбоче. Путь к дальнейшему руководству бутанцами был открыт… Сильный удар ногой в спину развеял мечты о лидерстве. Чартхи пролетел метров пять вперёд, но, сгруппировавшись, кувыркнулся дальше и встал на ноги. Рыжий немец уже стоял перед ним во всю высоту своего громадного роста. Он поднял Чартхи словно ребёнка, схватил его двумя огромными ладонями за шею и начал душить. Бутанец покраснел и закатил глаза, а затем неожиданно ударил немца ногой в пах. Дирк ойкнул и выпустил ловкого азиата. Чартхи со скоростью ветра понёсся по тропе обратно к Съянгбоче. Немец остался далеко позади, но азиат не сбавлял скорости. Отбежав на приличное расстояние от места обвала, который он сам и устроил, маленький «ниндзя» на ходу оглянулся. Тропа была пуста, за ним никто не бежал. Пустой горный склон не предвещал никакой беды. Чартхи повернул голову обратно и тут же получил удар ужасающей силы прямо в переносицу. Ягер стоял перед ним. Каким образом немец оказался здесь раньше его, Чартхи так и не понял.

Рыжий европеец начал расплываться вместе с кровяными пятнами перед глазами бутанца. В носу Чартхи от сотрясения началось болезненное щекотание, отдающее короткими болевыми импульсами в голову, и он, теряя координацию, упал на колени. Второй удар немца, уже ногой, пришёлся под дых, и крохотный азиат, в своё время наводивший ужас на целую армию монахов, был уже не способен на оборону.

Но Дирк не успокаивался. Он продолжал что есть силы пинать несчастного бутанца, как футбольный мяч, медленно убивая его. Так продолжалось недолго. Вскоре Чартхи потерял сознание, и вошедший в раж немец для верности завершил своё страшное дело лежавшим неподалёку булыжником. Окончив бойню, Дирк оглянулся вокруг. На тропе и на склоне было пусто. «Это хорошо. Больше никого не придётся убивать». Он взял бездыханное тело Чартхи на руки и понёс вверх по склону.

– Ну, узкоглазый. Как у вас там хоронят людей? Несут орлам? Так и быть – отнесу.

Громадный немец, не ощущая ноши, быстро шёл в гору с Чартхи на руках. На поясе молодого офицера спецназа блестел здоровенный нож, который при случае можно было использовать даже как топор. Было понятно, что такой особый случай наступил, и вскоре бутанец будет похоронен по всем обычаям горных шерпов…

Не зная о жестоком преступлении, совершённом на рассвете, совсем рядом, внизу медленно просыпался маленький горный городок Съянгбоче.

Глава 9

Чакра Великого Духа