С возгласами «слава царю Евласию» виночерпии наливали нир и вино в протянутые кружки. Тут же можно было получить на закуску кусок хлеба и солёный овощ, напоминавший длинный огурец, только красного цвета. Меню скромнее, чем утром во дворце, но народ не возбухал. Наоборот — радостно потреблял, больше налегая на жидкость, чем на закуску.
Мы с отцом и наш географ побрезговали. Кружек было мало, их никто даже не думал мыть после предыдущего клиента. При виде чёрных провалов ртов с редкими гнилыми зубами, жадно присасывающихся к халявному пойлу, я невольно представил здесь матушку с её непоколебимыми убеждениями о роли гигиены везде. Даже в Средневековье. В порту она бы не выжила.
А мастеровой наш не отказался. Его пропустили в круг, налили что-то до краёв литровой кружки. Судя по тому, как парень сморщился, там был нир, а не вино. Его обсмеяли. Мол — налить тебе вино для девочек? Взятый на «слабо», он выдул пойло до конца. Нет сомнений, на ближайшие полсуток потерян для общества.
На нас с отцом и Лаврентия никто особо не обращал внимания. Двое мужчин в районе тридцатки и один пятидесяти с небольшим в одинаковых длинных плащах и шапках с козырьком, мы если и отличались от аборигенов, то гораздо меньше заморских торговцев и моряков, одетых броско и пёстро.
Что тут должно было произойти, чтоб я лучше понял Мармеррих, как уверял учитель географии, въехать трудно. Ну, бухают мужики и бабы на ледяном ветру… Ну и?
Я уж собирался поворачивать на обратный курс, как перед нами выросла небольшая группа местных в тёплых рабочих робах. Один из субъектов, с отчётливым ожоговым рубцом на щеке, был смутно знаком. Кажется, я его видел вчера на верфи.
— Мужики! Это он! Тот самый господин с материка. Вчера втирал хозяину про какой-то колдовской аппарат на кипячёной воде, что оставит две трети моряков без работы.
Он подтвердил мою догадку.
Остальные в компании были моряки. Не такие как Даргурр, настоящие. Я бы сказал «задубевшие на солёном ветру», вот только здесь он пресный, хоть и не менее злой.
— Сейчас объясним ему, кто должен быть на судне. Экипаж или его чадящая нечисть! — самого свирепого вида мореман вытащил кривой нож. Явно не из желания почистить им ногти.
Я прикинул. ППС у меня и у отца за спиной, под плащом. Этих положу из ТТ. Но если припечёт, придётся устраивать малый геноцид. Или большой. Каждый, кто приближается, угрожая ножом, сразу лишается права на мой дефицитный гуманизм.
Даргурр подхватил меня и папу за локти, потащил назад. Моряки с работягой преследовали шагов десять, потом отстали. Верно, утолились тем, что перепугали и прогнали врага.
— Думаю, выражу общее мнение: праздник удался. И мы им сыты по горло. Согласен, отец? Даргурр! Тебе завтра грузиться, а послезавтра отплывать?
— Да! Но не в Номинорр, а по реке Воле, к Кираху. Ты прав, Гош. Надо отдохнуть.
— Не потанцевали с местными, — вздохнул географ. В общем, без сожаления. И двинул за нами по узкой улице к дому Даргурра. И без того её неширокое пространство по обеим сторонам отнимали желобы. По ним к морю стекали… в общем, стекало всё, что в иной ситуации сливалось бы в канализацию. Спасибо погоде — не воняло, как в жару.
Звуки инструментов и нескладного пьяного пения стихли за спиной. И правда, не поплясали… У меня всплыла в памяти озорная песня из соседней (в прежнем мире) республики:
А на Пярэсьпе музыка іграе.
Народ стаіць і толькі пазяхае,
Вунь нейкія засранцы папсавалі танцы…[15]
Наивная надежда, что общение с засранцами на том и закончилась, прожила всего лишь минут сорок.