Дома мать спохватилась:
— Сынок, совсем забыла. Тебе письмо от Вольфа Григорьевича.
— Мессинга? — удивился я, потому что моя переписка с ним носила случайный характер, и, как он просил, «не терялся» и время от времени писал ему, но получал только редкие короткие письма, больше похожие на записки. Я знал, что он гастролировал по Северу, потому что ему запретили выступать в центральных городах.
— В воскресенье была на Советской и мне передала письмо соседка, Нина, — пояснила мать.
Я вскрыл конверт и достал половинку листа четвёртого формата, на котором была записка:
«Володя, свяжитесь со мной. Напишите или позвоните. Телефон у меня прежний. Впрочем, вы сейчас где-то в Москве. Когда сможете, зайдите, предварительно позвонив.
Ваш Вольф Мессинг».
Записка была написана чужой рукой, вероятно помощницей, потому что он писал ещё хуже, чем говорил, а говорил он с таким акцентом, что часто его понимали с трудом. Каракули на тексте его «Вступительного слова», которые вкривь и вкось изображали буквы русского алфавита, хранятся у меня, как «защита от ретивых и глупых». И, конечно, я не удивился тому, что он знает, где я нахожусь. Впрочем, я давно ничему не удивлялся, тем более, когда это касалось Мессинга.
Вечерним поездом я вернулся в Москву. Орловский поезд прибывал рано утром. Я доехал в метро до площади Революции и зашел в буфет гостиницы Москва, где можно было позавтракать сосисками с вкусной рассыпчатой гречневой кашей и густой сметаной, которая, если перевернуть стакан, не выливается. В нашем городе ничего этого мы почти не видели, потому что гречка продавалась только диабетикам, сосиски мы при случае возили из столицы, а сметану такой консистенции могли купить разве что на рынке у колхозниц. После завтрака я прошёлся по Красной площади, застал смену караула у мавзолея и вместе с группой иностранных туристов зачарованно смотрел на чеканные, отточенные до совершенства шаги военнослужащих элитного полка, и чёткое перестроение при сдаче поста. Досмотрев до конца действие, заторопился в Сокольники.
Мессингу я позвонил днём с расчётом, что он в это время уже привёл себя в порядок после возможного вечернего выступления и сна. Ответила мне женщина и на вопрос, могу ли я поговорить с Вольфом Григорьевичем, неожиданно спросила:
— А вы что, не знаете пароль?
— Какой пароль? — удивился я. — Вольф Григорьевич про пароль мне ничего не говорил.
— А вы кто?
— Володя. Я получил от него письмо, он просил связаться с ним.
— Ах, да. Он говорил про вас. Только его в Москве сейчас нет, будет через два дня.
Через два дня я позвонил снова, и снова трубку взяла женщина, я назвался, к телефону подошел Мессинг, и я узнал его быстрый и неразборчивый выговор.
— Здравствуйте, Володя. Когда можете подойти?
— Если вам удобно, вечером, часов в шесть, — сказал я.
— Хорошо. Жду. Адрес помните?
— Да, — ответил я.