Моя Шамбала

— Плохой человек! Чужой! — заключила Тоня.

— Да уж хуже некуда, — согласился отец.

Тоня замолчала и сидела тихо, ожидая, что еще спросит отец. Но отец тоже молчал, словно взвешивая, как лучше сказать ей про то, что он задумал и, наконец, спросил:

— Тоня, ты своего участкового хорошо знаешь?

— Николая-то Кузьмича? А как же! Хороший человек, душевный, всегда выслушает. Внимательный. Он-то цыгана и сдерживал. А то этот гад здесь и не такого еще натворил бы.

— Вот и хорошо. Придется тебе взяться за это дело. Нам с милицией связываться никак нельзя. Объяснить мы ничего не сумеем, только наживем неприятности.

— Что делать-то? — сразу согласилась Тоня.

— Скажи участковому, что у тебя есть подозрение, что Павла убил Цыган.

— Так как докажешь-то?

— Скажи, что у Павла пропал портсигар, и что ты видела вроде этот портсигар у Цыгана. Пусть участковый поищет его за рамкой с фотокарточками.

— А если портсигара там уже нет?

— Вряд ли он сейчас за ним полезет. Вопервых, не такая это вещь, чтобы рисковать изза нее. А вовторых, если Цыган и захочет ее продать, то переждет, пока все утихнет. Портсигару цена-то бутылка. И с собой таскать такую улику он не станет.

— Ну, а вдруг не найдут портсигара, Юрий Тимофеевич? — упрямо стояла на своем Тоня.

— Ну, тогда с тебя и взятки гладки, — успокоил ее отец. — Ты просто скажи, что они за рамку всегда прячут деньги и всякую нужную мелочь от посторонних глаз. Ты же не уверяешь, что портсигар лежит там. Ты просто думаешь, что он может быть за рамкой.

Недели через две к нам зашли Тоня с бабушкой Марусей. Обе были возбуждены и, несмотря на траур, в хорошем настроении.

— Только что из суда, — объявила Тоня.

— Неужели посадили гада? — обрадовалась мать.

— Пятнадцать лет дали ироду! — с удовольствием сообщила бабушка Маруся. — Бог, он все видит. — И она перекрестилась на угол кухни.

За чаем Тоня рассказала о том, что произошло за эти две недели.

Участковый Николай Кузьмич, человек рассудительный, внимательно выслушал Антонину, которую знал как женщину самостоятельную и серьёзную. Павлу он сочувствовал как фронтовик фронтовику. И то, мальчишкой воевал, полЕвропы прошел, а погиб не за понюх табака, так и не пожив как следует и не определив понастоящему своего места в этой жизни. Цыган же давно был бельмом на глазу у всей деревни. А поэтому участковый принял информацию к сведению и вполне поверил, что все могло быть так, как Антонина и говорила.