Студент

Волков постучал пробкой по графину, призывая к тишине.

— Мы здесь никого не судим — судят в другом месте. Мы разбираем дело комсомольца Богданова, так что ведите себя прилично. Миронова — жертва. Она сама написала заявление с просьбой наказать подлеца.

— Я не подлец! — Юрка вскочил с места. — Вы не имеете права меня оскорблять!

— Сядь, Богданов. Тебе слова никто не давал. Вещи нужно называть своими именами. Это что, не подлость, опозорить девчонку, а потом бросить?

Маша Миронова вскочила с места и с плачем бросилась к выходу. За ней устремилась Мила.

— А тогда нужно судить не одного Богданова, потому здесь таких опозоренных ползала, — произнес чей-то насмешливый голос.

Раздался смех и на голову охальника посыпались возмущенные голоса студенток.

— Кто сказал? — вскинулся Волков. — Балаган из собрания делать не позволим!

— Разрешите мне! — встал секретарь обкома Осадчий.

Говорил он долго. Говорил о том, что мы строим социализм и в современных условиях все более нетерпимыми становятся факты тунеядства, пьянства и аморального поведения, что главная задача ВЛКСМ — воспитывать юношей и девушек на великих идеях марксизма-ленинизма, вырабатывать и укреплять у молодого поколения классовый подход ко всем явлениям общественной жизни. Он цитировал Устав ВЛКСМ, где говорилось, что каждый комсомолец должен соблюдать нормы коммунистической морали…

— То, что произошло у вас — это недопустимо и несовместимо со званием комсомольца. Мы должны вести решительную борьбу с подобными явлениями, создавая обстановку нетерпимости к фактам расхлябанности и аморального поведения своих товарищей. Я думаю, что таким комсомольцам как Богданов у нас не место, — закончил, наконец, свою речь Осадчий теперь уже под ленивые аплодисменты аудитории.

Вопрос об исключении Юрки из комсомола поставили на голосование. Проголосовали не единогласно, но необходимые две трети голосов набралось. Юрка встал и, демонстрируя равнодушие, вышел из зала. Волков попытался его задержать: «Богданов, мы тебя еще не отпускали», но Юрка даже не взглянул на него. Я вышел следом, услышав за собой отчетливый голос Осадчего: «Это кто?» и слова Волкова, сказанные почему-то с иронией: «Дружок Богданова».

Мой демарш расценили как вызывающее поведение и проявление неуважения к собранию. Но я отделался строгим выговором без занесения в личное дело.

Глава 19

Бедная Маша и обиженный Юрка. Скандал Юрки с отцом. Заратустра, Ницше и «Майн кампф». Вопрос с экспедицией и учебой. Примитивная проповедь силы и власти. Лякса решает поступать в МГУ.

— Что будешь делать? — спросил я Юрку.

— Не знаю — пожал он плечами. — Скорее всего, уеду куда-нибудь.

— А зачем уезжать-то? — возразил я. — Тебя же из института не выгоняют.

— Выгонят, — уверенно сказал Юрка, — но в любом случае я в институт не вернусь.

— А как с Машей?