Черный поток

– Зигунов.

– Как ты там? Держишься? – послышался голос полковника Дидиченко.

– Угу.

– Я тебя порадовать звоню… Ну как – порадовать… В общем, все кончилось, майор. Похоже, можно закрывать дело.

– Да уж…

– Аброськин в камере себе вены вскрыл. Зубной щеткой. Ручку заточил и вскрылся. Молодцы не углядели. Но это я с ними потом еще побеседую на этот счет – куда они смотрели? В общем, кончился Аброськин. И записку оставил, мол, не хочу на подвал, во всем сознаюсь. Вот так. И приписал: спасибо. Я так полагаю, это тебе. За то, что остановил его. Ну и я от себя тоже говорю – спасибо.

Заключение

Я начал писать Книги еще задолго до института и даже школы. Я имею в виду Литературу, а не жалкие статейки в жалких научных журналах. Помню, когда стал кандидатом искусствоведения и мне прочили великое будущее, думал – вот оно! Теперь я все изменю. А нет. Все осталось так же. А может, и хуже.

Потом возглавил кафедру, как все пели:

– Павел Юрьевич, вы свет в оконце!

– Доцент Рында – это новое слово в русском литературоведении!

– Вы обязательно должны издавать ваши произведения!

Ну на этом, собственно, все и кончилось. Издавались только мои убогие методички, унылые статьи и один учебник в соавторстве с Зориным, который вскоре и возглавил кафедру.

Тогда я понял, что все я делал не так.

Мысль о том, что мои произведения должны выйти на бумагу улиц, была с самого начала. Именно она вдохновляла и вела меня как ученого, литератора, писателя, наконец. Она завладела душой меня-творца, вдохновляла и не позволяла сдаться, когда события начинали жить отдельной, независящей и нередко враждебной к моим замыслам жизнью.

Я уверен… нет, я просто знаю, что и тебя, читатель, неоднократно обуревало желание оживить любимых героев, пересоздать события книг в нашей, реальной жизни. Скажешь, нет? Ну что же ты! Будь смелее. Со мной не нужно лукавить. Доверься автору, который с тобой на одной стороне баррикад, потому что он и читатель тоже. Страстный, неудержимый… То-то же! Давай посмотрим друг другу в глаза. О да, я вижу. Конечно же, ты хотел сам, своей рукой проткнуть насквозь гвардейца кардинала, отсечь одним ударом голову коварной миледи – покарать злодеев. Творчество в общем и книги в частности должны служить высшим целям, высшим силам, Богу, если угодно. Они призваны славить имя Его во веки веков. Если же произведение пишется с какой-либо иной целью… Значит, оно служит исключительно по прихоти Князя мира Сего. Питает черноту его строчек и ослепительную белизну страниц. Хаос и распад. Не отрицай. Так и есть. Я знаю!

И чем глубже ты погружаешься в могучее колдовство нечестивой фантазии, тем богоподобнее кажешься самому себе, тем больше стремишься изменить этот мир… потому что чувствуешь, что можешь!

Вместе с гением Достоевского я рубил топором старуху-процентщицу и задавал вопрос: зачем же ты так, Родя? Почему не отлежался дома, а пошел с лихорадкой к следователю? Почему не смог возвыситься над содеянным и посмотреть на все с высоты своего ума?.. Незаурядного, готового к озарению… Но нет, не дотянулся. А я был уверен, что смогу.

Я сжимал рукоять шпаги, ощущал, как она вибрирует в ладони, и думал: для чего вы сцепились с Лаэртом, принц? Почему было не покончить с королем сразу? Я бы сделал именно так.

Ах, как же я жаждал встать на плечи гигантам, создать собственное творение по образу и подобию их божественных шедевров, но… с другими финалами. Такими, какими, по моему мнению, они должны быть. Я стремился воплотить свое робкое желание единения с гениями в работах, за которые бы не было стыдно. Чтобы люди, прикоснувшись к ним, поняли и посчитали их не юношеским фанфиком, а задумались над замыслами великих. Над тем, что на самом деле авторы хотели им сказать.