Три страны света,

22
18
20
22
24
26
28
30

В работе над пятой частью романа Панаева не участвовала, но шестая часть, начиная с пятой главы, и все главы седьмой части (за исключением последней главы "Киргизские степи") принадлежат ее перу. Здесь повествуется об изгнании Полиньки из дома Бранчевских, о ее встрече со старьевщицей, дается история происхождения Полиньки, наконец Седьмая часть романа дает "Историю горбуна". В последней восьмой части романа Некрасов и Панаева, очевидно, работали сообща над тремя последними главами. Главы третья ("Шалость") и четвертая ("Сватовство и его последствия"), в которых дается история любви Граблина к Лизе, очевидно, также принадлежат Панаевой,

Указанным выше исчерпывается, как мы думаем, написанное Панаевой. Некрасову же принадлежат прежде всего главы, рисующие путешествия Каютина. Следовательно, восьмая глава второй части ("Выстрел"), с которой начинается повествование о путешествиях главного героя "Трех стран света" и в которой, кстати сказать, содержится биография Каютина, многими своими чертами совпадающая с биографией самого Некрасова, — написана Некрасовым, как и следующие за ней четыре главы третьей части романа. В четвертой части к написанным Некрасовым относятся пятая, шестая, седьмая и десятая главы, в которых речь идет о кружении барок Каютина на Боровицких порогах, о встрече Каютина с Антипом Хребтовым и начале их промысловой экспедиции на Новую Землю. Вся пятая часть романа является повестью об этой северной экспедиции. В нее входит рассказ Антипа Хребтова о "похождении Никиты Хребтова с пятью товарищами в Камчатке и в Русской Америке". Как заключение к путешествиям Каютина, написаны Некрасовым глава двенадцатая седьмой части ("Киргизские степи") и первая глава восьмой части ("Записки Каютина").

Не вызывает особых сомнений принадлежность Некрасову и тех глав романа, которые изображают книгопродавца Кирпичова, его магазин и библиотеку, нравы и времяпрепровождение как его, так и окружающей его среды. Из двух соавторов только Некрасов, которому в годы его "петербургских мытарств" постоянно приходилось не только встречаться, но и входить в тесное общение на деловой почве с книгопродавцами и книгоиздателями, в том числе и с Поляковым, послужившим прототипом для образа Кирпичова, — только Некрасов мог написать об этом с полным знанием дела.

Точно так же, когда в романе даются зарисовки быта петербургской бедноты, естественно считать, что и эти главы написаны Некрасовым, ибо именно ему, автору "Петербургских углов", эта тема была наиболее близка и несравненно более знакома, чем Панаевой. Следовательно, главы четвертая ("Книжный магазин") и пятая ("Как кутит Кирпичов") во второй части романа, а также первая, вторая, третья, четвертая главы шестой части, в которых продолжается история Кирпичова и вводится образ Граблина, принадлежит перу Некрасова.

Несомненно, что степень участия Некрасова в создании романа "Три страны света" весьма значительна. Во всяком случае доля написанного непосредственно Некрасовым составляет не менее половины всего произведения, не говоря уже о том, что, как пишет А. Н. Пыпин, "общий план и тон этих романов (имеются в виду "Три страны света" и "Мертвое озеро") дан, конечно, Некрасовым".

***

Роман "Три страны света" имел значительный успех у читателей и в годы своего появления на Страницах "Современника", и при последующих его переизданиях. Однако критическая литература о романе невелика. В 1849 году роман был отмечен двумя отзывами Ап. Григорьева — критика, стоявшего на враждебных "натуральной школе" позициях. Этим именно прежде всего объясняется резко отрицательная позиция Ап. Григорьева в оценке романа в целом, хотя и смягченная рядом существенных оговорок, в которых критик признает художественную силу некоторых глав и отдельных образов романа (образ Душникова, глава "Деревенская скука", главы, посвященные Новой Земле и др.).

Через два с лишним десятилетия, в 1872 году, в связи с появлением третьего издания романа, с обширной статьей о нем выступил П. Н. Ткачев ("Неподкрашенная старина", "Дело", 1872, № 11). Критик отмечал в романе "ноты социального протеста, как несомненное достоинство произведения, которое и обеспечило этому роману его кратковременный успех". Ткачев признает, что в тех случаях, когда авторам романа "приходится не создавать характеры, а просто срисовывать, они показывают нам не кукол, набитых соломою, а живых реальных людей; таковы, например, в романе Кирпичов, Граблин, Лиза…". Но он резко отрицательно относится ко всем тем "страстям и ужасам", которые связаны в романе с кознями горбуна против Полиньки и ее злоключениями.

П. Н. Ткачев видит главную идею романа в том, что "чистая любовь всегда и все преодолевает и над всем торжествует; она дает силу и капитал приобрести и невинность сохранить; она укрепляет человека в борьбе с жизнью и ведет его в конце концов к высшему земному счастью — счастливому браку и богатству". Против этих "узеньких и пошленьких идеек" романа и выступал автор "Неподкрашенной старины".

Ошибочное исходное положение П. Н. Ткачева относительно основной мысли романа привело критика к неправильным выводам. Автор "Неподкрашенной старины" сосредоточил свое внимание на истории Полиньки и горбуна, то есть на наиболее слабой части романа.

Подлинное содержание "Трех стран света" осталось для него нераскрытым. Он игнорировал образы Антипа и Никиты Хребтовых, играющие в романе очень значительную роль. Авторы "Трех стран света" проповедуют законность стремления каждого человека к зажиточной жизни, всячески подчеркивая в то же время, что единственным путем к зажиточной жизни является честный самоотверженный труд.

А. М. Скабичевский, характеризуя деятельность Некрасова в шестидесятые годы, пишет: "Умственный и нравственный кругозор поэта значительно раздвинулся под влиянием того сильного движения, которое началось в обществе, и тех новых людей, которые окружили его. Прежние идеалы оттесняются новыми и подобно тому, как Белинский не любил, когда ему напоминали об его прежних статьях, вроде "Бородинской годовщины" или "Менцеля", так и Некрасов неохотно потом вспоминал о грехах своей молодости, вроде "Трех стран света".

Это суждение о романе обратило на себя внимание Н. Г. Чернышевского. В своих известных "Заметках при чтении посмертного издания стихотворений Некрасова" Чернышевский счел нужным указать, что Некрасов "неохотно вспоминал" о "Трех странах света" вовсе не потому, что он видел в этом романе "грех молодости", а потому, что он, будучи "очень скромным человеком", вообще не любил "разглагольствовать о своих произведениях". Далее Н. Г. Чернышевский высказывает свое мнение об идеологической направленности романа Некрасова. "Три страны света", — пишет он, — вовсе не находятся в таком отношении к последующим его произведениям, как статьи Белинского о "Бородинской годовщине" и "Менцеле" к позднейшим статьям. Белинский выражал в тех прежних статьях мысли, которые после стали казаться ему ошибочны, дурны, ненавистны. "В "Трех странах света" нет ничего такого, что казалось бы впоследствии Некрасову дурным с нравственной или общественной точки зрения. И, сколько мне помнится, там и не было ничего такого. В анализе этого романа, даваемом "Биографическими сведениями" {Напомним, что статья Скабичевского, приложенная к первому тому издания стихотворений Некрасова 1879 г., называлась: "Николай Алексеевич Некрасов. Биографические сведения". Чернышевский в своих заметках называет ее просто "Биографическими сведениями".}, проводится мысль о противоположности успешной житейской (в данном случае коммерческой) деятельности благу народа. Точка зрения фантастическая. Мне она всегда казалась фантастической. Мне всегда было тошно читать рассуждения о "гнусности буржуазии" и обо всем тому подобном" (Н. Г. Чернышевский). Полное собрание сочинений, М., 1939, т. I, стр. 749). -

В этом суждении Н. Г. Чернышевского о романе содержится отповедь всем народническим представлениям о том, что Россия минует буржуазный путь развития. Революционная демократия во главе с В. Г. Белинским и Н. Г. Чернышевским отчетливо сознавала, что Россия неизбежно вступит на путь капиталистического развития и что буржуазный общественный строй является более высокой ступенью общественного развития, чем крепостнический. Именно в этом смысл известного письма В. Г. Белинского к П. В. Анненкову от 15 февраля 1848 года, в котором, имея в виду М. А. Бакунина, он пишет: "Мой верующий друг доказывал мне еще, что избави-де бог Россию от буржуазии. А теперь ясно видно, что внутренний прогресс гражданского развития в России начнется не прежде, как с той минуты, когда русское дворянство обратится в буржуазию" (В. Г. Белинский, Письма, т. III, П., 1914, стр. 339),

Эти суждения опровергают точку зрения П. Н. Ткачева и А. М. Скабичевского и являются наиболее правильным основанием для историко-литературного рассмотрения романа;

В самом начале работы над романом авторы его были вынуждены под угрозой запрещения дать цензурному комитету следующее письменное "удостоверение": "Роман будет производить впечатление светлое, ибо для главных лиц его, в которых читатель примет наибольшее участие, роман кончится счастливо. Все лучшие качества человека — добродетель, мужество, великодушие, покорность своему жребию — будут представлены в лучшем свете и увенчаются развязкой. Напротив, порок решительно торжествовать не будет" (см. в статье В. Е. Евгеньева-Максимова. В цензурных тисках, "Книга и революция", 1921, № 2/14).

Роман "Три страны света" должен был в известной мере восполнить тот урон, который был нанесен "Современнику" свирепствовавшей цензурой, запретившей к печати сразу шесть повестей и, кроме того, роман Евгении Сю. Своим письменным "удостоверением" и тем, что был избран жанр приключенческого романа, Некрасову и Панаевой удалось несколько усыпить бдительность цензуры, хотя при внимательном чтении романа становится ясно, что нота социального протеста в значительной степени определяет собой и его построение и характеристики изображенных в нем лиц. Миру богатых и властных хозяев, миру алчных хищников противопоставлен мир городской и деревенской бедноты, постоянных тружеников, которым авторы и отдают все свои симпатии. Русская аристократия получает в романе крайне отрицательную характеристику. Вот Григорий Петрович Бранчевский, который "служил при дворе и, подобно своему отцу, никогда не вел счета ни своим доходам, ни долгам. Получив отцовское наследие с достаточным долгом, он не только не уплатил его, но удесятерил". Уже немолодым холостяком он прижил ребенка с соблазненной им дочерью старика дворецкого Натальей, а затем, задумав женится на богатой дворянке, насильно выдал Наталью замуж за Антона, буфетчика.

И сын его Владимир и внук Александр — такие же негодяи и развратники. Все три поколения аристократов изображены в романе нравственно разложившимися, без удержу отдающимися низменным, глубоко эгоистичным страстям. Охота, карты, кутежи и распутство заполняют всю жизнь этих ничтожных людей.

В романе не указывается прямо, на какой социальной почве развились их пороки, но нельзя не притти к заключению, что огромную роль играет здесь крепостное право. Несчастная Наталья стала жертвой сластолюбия Григория Бранчевского прежде всего потому, что она — крепостная, а он — барин. Если бы не крепостнические нравы, господствовавшие в усадьбе Бранчевских, сын Натальи не сделался бы горбуном.

Избегая, под непосредственным давлением цензуры, прямых антикрепостнических выпадов, авторы романа, иной раз с помощью, казалось бы, незначительных зарисовок современной действительности, стараются натолкнуть читателя на мысль о нравственной несостоятельности отношений, существующих между крестьянами и барами-аристократами. Такова, например, вводная, отнюдь не связанная с основным содержанием романа сцена в первой главе седьмой части. Укажем также на вторую главу третьей части ("Деревенская скука"), где с таким мастерством обрисованы пустота и бессодержательность помещичьей, жизни. Чего только не придумывает для своего развлечения ошалевший от скуки помещик, буквально выматывая душу дворовых. И опять совершенно ясно, что почву для всего этого создает крепостное право.

В глазе "Деревенская скука" Некрасову-прозаику удалось, подняться до очень высокого художественного уровня, создать страницы, достойные войти в золотой фонд классической русской литературы.