Долгий путь скомороха. Книга 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Ратмир быстро спустился по отрывистой стороне рва к темневшей почти у самой воды бесформенной массе. Масса оказалась человеком, лежавшим на животе с раскинутыми руками и ногами, лицом вниз. Ратмир узнал затылок боярина Саврасова и простонал сквозь зубы. Внезапно он увидел, как шевельнулся согнутый мизинец на правой кисти боярина. Ратмир подошёл ближе и, с усилием перевернув тело на спину, посмотрел на залитое кровью лицо. На испачканных землёй губах боярина ещё пузырилась кровавая пена, но дыхание уже было редким и поверхностным. Внезапно боярин Саврасов открыл глаза, и его замутнённый взор, остановившись на маске Арлекино, стал проясняться.

– Т-ты б-был п-прав, Р-ратмир… – едва слышно прошептал, с трудом делая вдох, боярин Саврасов. – З-зря я т-тогда н-не п-послушал т-т-тебя…

Внезапно глаза его закатились, дыхание участилось. Тело боярина Саврасова несколько раз дёрнулось в судороге и замерло. Больше он не дышал.

Ратмир протянул руку к его лицу и прикрыл ещё тёплые, морщинистые веки. Потом он поднялся и медленно направился к своим товарищам, ожидавшим его у дороги.

Глава 10

Утром следующего дня в царских палатах появился митрополит Филипп.

– Велел ли ты вчера умертвить боярина Саврасова, Великий государь? – митрополит Филипп встал перед троном царя и вперил в него укоризненный взгляд.

– Не твоего ума это дело, Владыко, – ответил тот, листая какую-то большую книгу.

– Как – не моего?! – возмутился тот. – Человек тебе правду сказал, а ты его бросил на съедение своим псам-опричникам.

– Владыко, тем разом мы уже с тобой договорились, что не будешь ты трогать моих опричников и будешь просто властвовать над всей русской церковью. Что тебе ещё нужно? – захлопнул старинный фолиант царь. – Вот иди и занимайся своей паствой, а в мои дела и решения не лезь.

– Не по-божески ты поступаешь, Великий государь, – покачал головой расстроенный митрополит Филипп. – Пример какой подаёшь всему народу русскому! Как же любить-то тебя он будет после этаких расправ?

Царь Иван Четвёртый поднял голову и исподлобья посмотрел на митрополита.

– А меня любить не нужно, Владыко. Меня бояться нужно. Не забыл ли ты, что я – наместник Бога на земле. И чего желаю я – значит того желает и Бог. И только он один мне судья, – зловеще тихо произнёс он, не мигая.

– Грех страшный берёшь на душу свою, – покачал головой архиепископ.

– Мой грех – я за него и отвечу, – бросил Великий государь. – Всё у тебя, Владыко, или ещё есть чем укорить? Поберегись, Владыко, не лезь на рожон.

– А иначе и надо мной расправу учинишь? – прямо спросил архиепископ, не сводя с царя чуть прищуренных глаз.

– Все под богом ходим, – вздохнул царь Иван Четвёртый и добавил: – Не люблю я, когда мне слова поперёк говорят. Вот и митрополит Герман до тебя норовил всё поперёк мне разговоры разговаривать. И где он теперь?

Архиепископ Филипп опять покачал головой и, молча, вышел из царских покоев. Великий государь проводил его долгим взглядом.

В это же время в итальянском посольстве проснулся посланник Папы Римского. Его юный помощник Себастьян тут же, молча, и услужливо подал ему белый рушник и подлил горячей воды в большой серебряный таз, стоявший на небольшой резной тумбочке. Посланник улыбнулся ему и, подойдя, к тумбочке, протянул руки над тазом. Себастьян ещё раз на всякий случай проверил указательным пальцем температуру воды в белом фарфоровом кувшине и начал лить её на руки посланника.

В этот момент в дверь тихо постучали, и в комнату заглянул свежий как персик Антонио: