Колокол

Ирен, не моргнув глазом, вышла во двор; за ней мелким шагом вышел Фабьен. Лес гудел сильным ветром, ставни бились о дом; ничего, кроме темени, только ночь и чье-то дыхание.

– Кто это так сопит? – прислушалась мадам Лоран.

– Это лошадь! – Фабьен побежал на хрипы. – Она вернулась. Лошадь Юбера вернулась! – Он прыгнул в кромешную тьму.

– Я ничего не вижу, – щурилась мадам Лоран.

– Вот же она, пришла… – Фабьен гладил поседевшую гриву, вынимая из неё колючки и листья.

Люсинда вышла к ним с фонарём, осветив и повозку, и лошадь, и Фабьена, обнимавшего лошадь.

36 глава

Франсуа Ланге никогда не закрывал двери церкви. Божий дом всегда должен быть открыт, говорил он каждому, кто приходил к нему. Но в этот день дождь заливал всю округу, и хоть церковь его и стояла на холме, в двери било так, что вода проходила через пороги, затапливая и деревянный пол, и напольные ковры. Отец Ланге навалился на дверь – силы в нём было немало, хоть и миновал ему уже шестой десяток, – но ветер никак не хотел уступать: каждый раз, когда священник придвигал дверь к задвижке, сильный порыв ураганного ветра налетал на него, обрызгивая со всех сторон.

Глупо ему бороться со стихией, не дано человеку быть сильнее её, подумал Ланге и отошёл от открытой двери. Прождал он так пятнадцать минут – и дверь уже сама поскрипела к порогу, Ланге лишь задвинул затвор.

Пока священник менял промокшую рясу, повесив её на спинку стула, чтобы после не забыть постирать, небо уже успокоилось и ветер окончательно стих. Только с крыши стекали ручьями остатки дождя.

– Воля Твоя, Господи, – он посмотрел на ясное небо, – воля Твоя, – повторил опять и перекрестился.

На Ланге капала вода. Давно пора было залатать старую кровлю… Он думал отправиться сегодня в город, прикупить хоть какие-то материалы, но куда в такой ураган… так и решил переждать до завтра. Хотя и завтра навряд ли поедет, дорогу в лесу, должно быть, размыло, телега завязнет, а лошадь у него одна, не вытянет. Сейчас только ждать тепла. «Природа скорее залечивает землю, чем человек», – думал Ланге, причёсывая мокрые волосы и любуясь просветлевшим небом. Солнце высушит грязевые болота и глубокую колею, тогда можно будет и ехать, дня через два.

Ланге взял с кровати промокшие чётки, положил их в карман, застегнул верхнюю пуговицу – и только вышел из кельи, как услышал нерешительный стук.

Он побежал к порогу, отодвинул засов, открыл дверь и поймал упавшую на него девушку. Волосы её были распущены, вся одежда вымокла до нитки; ноги, как и длинное белое платье, были в крови.

– Что с тобой, дочь моя? – испугался Ланге и, обняв странницу, занёс её в церковь.

Она ничего не ответила, лишь протяжный звериный стон вырвался сквозь стиснутые зубы. Девушка то и дело закатывала глаза, удерживая последние просветы уходящего сознания.

– Держись, держись, девочка…

Только сейчас священник заметил огромный живот. Ланге покрепче приобнял её, подпёр под тонкие плечи и повёл за собой в келью.

– Спаси и сохрани, Господи, спаси и сохрани, – шептал он, торопясь дойти.

Руки девушки безжизненно свисали, болтаясь, как плети; только иногда сжимались кулаки, когда боль пронзала всё тело. Тонкие, прозрачные ноги с проступавшими под коленками змеевидными венками обессиленно волочились по полу; из-под мокрого платья по ногам медленно стекала густая багровая кровь, оставляя следы на полу.