Шведское огниво

К удивлению Злата сказочник не колебался ни мгновения:

– Помогите этому юноше вернуться домой. И помирите его отца с московским князем.

XXVIII. Царица Янтарного моря

После плова пили чай. Этот редкий и дорогой напиток привозили караванами издалека, из самого царства великого хана. В Сарай он пришёл с хорезмийцами. Их много сюда перебралось ещё во времена Батыя. Хорезм был отдан старшему сыну Чингизхана Джучи вместе с дочкой последнего тамошнего шаха Мухаммеда. Поэтому уже в окружении Батыя было немало выходцев оттуда. Сам Махмуд Ялавач, которого ещё Потрясатель Вселенной назначил управлять завоёванными землями мусульман, одно время скрывался под его могучей рукой. Родившийся у хорезмийской царевны сын Берке, рос в окружении приближённых матери. Он так и остался мусульманином. Держал при себе шейхов, требовал, чтобы скот для его стола резали в соответствии с исламской традиции. Вслед за ним на берега Итиля перебралось немало земляком его матери. Особенно, когда Берке стал ханом.

Свою религию правитель никому не навязывал, оставаясь ревностным хранителем Великой Ясы, но она очень помогала ему и в государственных делах. Завязалась выгодная дружба с султанами Египта, которые прислали в дар единоверцу бесценный дар – Коран Османа, обагрённый кровью самого праведного халифа Али. Кроме того, оказались очень полезными союзниками в начавшейся войне с двоюродным братом Берке Хулагу, правившим в Персии. Помогала вера и в домашних делах. Много мусульман было в Булгарии, и они с доверием стали относится к повелителю, исповедовавшему ислам, быстро заполнив его окружение.

Правда, уже тогда началось соперничество с земляками хана хорезмийцами, но всё это оставалось между собой. Совместные интересы ордынские мусульмане всегда защищали дружно.

Когда при Тохте пошла вверх торговля на древних караванных тропах кипчакской степи и через Бакинское море, стало усиливаться и влияние хорезмийских купцов. Всё больше и больше стало их селиться в Сарае, образовав со временем отдельный квартал. За купцами пришли писцы, знатоки права, держатели постоялых дворов и харчевен. Когда эн-Номан стал лекарем хана, выходцы из Хорезма стали набирать силу при дворе и в свитах эмиров.

Борьба за место возле хана и внесла разлад между булгарскими и хорезмийскими мусульманами. До этого всем хватало места на базарах и караванных тропах, а Булгар и Хорезм издревле были связаны между собой, будучи двумя окраинами Дешт-и Кипчак.

Когда Узбек после прихода к власти убрался подальше от запутанных и непонятных хитросплетений столичных дел в буртасские леса, влияние хорезмийцев, как ни странно, стало возрастать.

Оказавшись прямо под боком у Булгара, хан, тем не менее, выбрал место на другом берегу великой реки – маленький захудалый городок Мохши. Который до этого и городом считался только жителями окрестных лесов. Предпочтя его богатому и древнему Булгару. Где ещё сам Батый некогда устроил монетный двор и часто имел своё место пребывания. Теперь, познавший могущество богатых купцов, хан боялся больших городов. Боялся он и близости Булгара. Потому и окружал себя больше людьми пришлыми. Он всё больше отдавал предпочтение людям учёным, знающим, повидавшим свет. Почти все они были мусульманами, которые, оказавшись в глуши языческих лесов, волей-неволей сплачивались, оказываясь в одной компании с хорезмийцами, для которых Мохши был такой же чужбиной.

Когда потом двор вернулся в Сарай, сразу стало видно, что хорезмийский квартал, хоть и не самый большой, но уж точно самый богатый и влиятельный. В тамошних лавках можно было найти редкие и дорогие товары, которых не было больше нигде в Сарае. Там была самая лучшая книжная лавка, а в тамошних харчевнях, кроме чая и изысканных блюд, можно было предаться самым утончённым развлечениям. Послушать музыку, посмотреть танцы, в одной из них собирались любители играть в шахматы.

Сейчас, наслаждаясь утончённым ароматом драгоценного напитка, Злат вспомнил, что давно не заходил к своим приятелям, которые, вот так же, смакуя золотистый чай, предавались сражениям на клетчатой доске.

Когда распрощались с гостеприимным шейхом, тени уже лежали через всю улицу. Солнце клонилось к закату. Наримунта Эн-Номан оставил гостить у себя. Его обитель для княжича действительно была самым безопасным местом. Злату, посетовавшему на то, что юноше будет не с кем поговорить, шейх, с усмешкой ответил:

– Ты, вправду считаешь, что у меня нет русских мюридов?

Наверное есть. Почему не быть? Во дворе их ждали повозки. Одна для Илгизара с Бахрамом, которым было по пути, вторая для Алексия и Злата, которые направлялись в русский квартал. Наиб вдруг с пронзительной очевидностью понял, что он не хочет туда ехать. Почему? Там его дом. Пусть бобыльский, но на родном дворе, где живут его сестра и племянники. Родная кровь. Почему ему не хочется ехать с единоверцем, разговаривать с ним на языке, который с детства считал своим? На котором ему, маленькому мальчику пела песни мать. Почему ему так захотелось уйти с этим стариком, чужеземцем из-за моря? Даже не ведая его настоящего имени. С этим мусульманским шакирдом, то ли буртасом, то ли мордвином? Который не ест свинины и не берёт в рот вина.

Может всему виной этот монгольский халат, за долгие годы приучивший не делать различий между людьми?

Злат посмотрел на насупленного задумавшегося Алексия и ему окончательно расхотелось ехать с ним. Как тот не пытался сделать хорошую мину, скрыть своего разочарования не удавалось. Его дело не выгорело. Что он уедет из Орды без Наримунта стало ясно сразу после слов Бахрама. Точнее, когда после них эн-Номан торжественно поднял руку и поклялся:

– Да будет так!

Теперь, скорее небо рухнет на землю, чем будет иначе.

После того, как сказочник вежливо напомнил, что дело должно быть сделано Алексием и эн-Номаном вместе, шейх согласно кивнул.