Ядовитый сезон

Ярен признался себе, что он злился. Леэло знала, что он полностью зависит от нее. Не его вина, что он застрял на этом острове, не имея возможности найти и починить лодку. Ему были невыносимы его беспомощность и одиночество в старой лачуге. Даже если Леэло злилась на него по одной из тысячи выдуманных им причин – например, что он плохо целуется. Он думал об этом постоянно, но это не служило оправданием, чтобы оставить его умирать от голода.

Ярен не унимался всю дорогу, ведя воображаемые беседы с Леэло и придумывая идеальные фразы, которые произнесет, когда наконец увидит ее. Но уже знал, что простит ее в тот же миг. В глубине души он верил, что всему этому есть разумное объяснение. Он вел себя эгоистично, ожидая от нее слишком много. Но злиться было проще, чем бояться. Лучше верить, что она наказывает его, а не попала в беду.

Он уже скинул грязную одежду, когда добрался до бассейна. Быстро оглянувшись по сторонам и убедившись, что рядом никого нет, он нырнул в воду, наслаждаясь ощущением прохлады на липкой коже. Ярен сразу почувствовал себя лучше.

Он позволил себе задержаться в воде на несколько минут. Нужно было торопиться. Леэло говорила, что люди здесь бывали редко. Но редко – не значит никогда. Он отнес одежду к ручью ниже по течению, не желая стирать там, где можно мыться и пить. Леэло принесла ему кусочек мыла. Он быстро помылся, затем тщательно выстирал тунику и штаны, в конце ополоснув их в ручье.

Закончив, он выжал одежду и разложил сушиться на камнях, наполнил бурдюки водой и огляделся в поисках еды. Вчера он был в таком отчаянии, что подобрал с одеяла несколько засохших крошек от клубничного кекса и рассасывал их до тех пор, пока они не растворились. Сейчас в Лесу поспело больше ягод, чем в прошлый раз, но он сразу же съел их, не оставив ничего на потом.

Он посмотрел вверх и заметил белку и маленьких пташек, но не мог их поймать. Олень, наблюдавший за ним из-за деревьев, наконец убедился, что ему ничего не угрожает, и осторожно подошел к водоему. Ярен понимал, что, даже будь у него лук, ему не хватило бы духу выпустить стрелу.

Вздохнув, он остановился на дикой спарже и грибах, которым радовался бы куда сильнее, будь у него возможность пожарить их. Когда одежда почти высохла, он направился обратно, стараясь не думать о предстоящей долгой жаркой ночи.

Подойдя к домику, он замер. Дверь была распахнута настежь.

Он был уверен, что закрыл ее, потому что отчетливо помнил, как размышлял, стоит ли проветрить жилье. В итоге он решил не рисковать, потому что змея или насекомые могли пробраться внутрь в его отсутствие.

Открытая дверь могла означать только то, что Леэло вернулась.

Вспоминая себя всего час назад, он не мог поверить, что вел себя так глупо. Он знал ее совсем мало, но Леэло уже несколько раз рисковала своей безопасностью ради него. Она никогда не оставила бы его без веской причины. Ему просто нужно было поесть и набрать воды. Вода смыла остатки беспокойства. Сейчас ему хотелось поцеловать ее и забыть об этих трех несчастных днях. Конечно, если она тоже захочет поцеловать его.

С быстро бьющимся сердцем Ярен поспешил к домику и вбежал внутрь.

Там было пусто.

У него внутри все оборвалось. Должно быть, он разминулся с ней всего на несколько минут. Возможно ли, что она пошла его искать и выбрала другую тропу к водоему? Он положил еду на стол и вышел на улицу, готовый пойти обратно, лишь бы увидеться с ней.

Но, повернувшись, он обнаружил, что за ним наблюдает незнакомая девушка. Она склонила голову набок и уперла руки в бока.

– Кто, черт возьми, ты такой? – прищурившись, подозрительно спросила незнакомка.

Глава тридцать шестая

У Леэло всегда болела душа за Тейта. И она волновалась за маму вне зависимости от того, сколько они не виделись: один час и пять. Но мысль о том, что Ярен ждет ее, а у нее нет возможности его навестить, сводила с ума.

В этом не было ее вины. После фестиваля Сейдж была убита горем, а их матери находились в состоянии безмолвной войны, которую никто не мог объяснить. У Леэло не было никакой возможности ускользнуть из дома. В выходной она взяла на себя домашние обязанности Сейдж, добавив их к своим, и с отчаянием наблюдала, как солнце садится за деревья, а вместе с ним угасает и ее надежда.

Весь день она была сама не своя, то ли от бабочек в животе после поцелуев Ярена, то ли от ужаса, представляя участь сестры. Сейдж была так подавлена, что даже не встала с постели, хотя на следующий день все же сделала над собой усилие и смогла отправиться на смену.