813

22
18
20
22
24
26
28
30

На куче соломы лежал мужчина со связанными руками и ногами и кляпом во рту.

– Ну что, отшельник, – сказал Люпен, – дело-то было недолгим, а? Самое большее сутки… Но как хорошо я за тебя поработал! Представь себе, ты только что спас жизнь императора. Это удача. Тебе построят собор и воздвигнут статую… пока не проклянут тебя… Подумай, сколько зла могут причинить такого рода типы!.. Особенно этот, которому гордыня в конечном счете вскружит голову. Держи, отшельник, забирай свою одежду.

Ошеломленный, едва ли не умирающий от голода отшельник встал, пошатываясь.

Люпен быстро переоделся, сказав ему:

– Прощай, достойный старец. Прости меня за все эти мелкие неприятности. И помолись за меня. Мне это очень понадобится. Вечность широко распахивает передо мной свои врата. Прощай!

Несколько секунд он постоял на пороге часовни. То было торжественное мгновение, когда, несмотря ни на что, колеблются перед страшной развязкой. Однако решение его было бесповоротным, и, не раздумывая больше, он устремился вперед, бегом спустился по склону, пересек площадку «Прыжка Тиберия» и перекинул одну ногу через балюстраду.

– Люпен, даю тебе три минуты, чтобы паясничать. «К чему? – скажешь ты. – Ведь тут никого нет…» А ты, разве тебя здесь нет? Разве ты не можешь разыграть для себя свою последнюю комедию? Черт возьми, спектакль стоит того… Арсен Люпен, героическая пьеса в восьмидесяти картинах… Занавес поднимается над картиной смерти… и роль исполняет Люпен собственной персоной… Браво, Люпен!.. Проверьте мой пульс, дамы и господа… семьдесят ударов в минуту… И на губах улыбка! Браво! Люпен! А-а, забавник, достанет ли у тебя смелости? Ну что ж, маркиз, прыгай… Ты готов? Это последняя, решающая авантюра, милейший. Никаких сожалений? Сожалений? О чем, Боже мой! Моя жизнь была великолепной. Ах, Долорес! Если бы ты не пришла тогда, гнусное чудовище! А ты, Мальреш, почему ты не заговорил?.. И ты, Пьер Ледюк… Ну вот и я!.. Три моих мертвеца, я присоединяюсь к вам… О, моя Женевьева! Дорогая моя Женевьева… А-а, не пора ли кончать, старый кривляка?.. Ну вот! Вот! Я готов…

Он перекинул вторую ногу, заглянул в глубь морской пучины, темной и неподвижной, и, подняв голову, произнес:

– Прощай благословенная, бессмертная природа! Morituri te salutant![11] Прощай, все прекрасное! Прощай, блеск сущего! Прощай, жизнь!

Он послал поцелуи пространству, небесам, солнцу… И, скрестив на груди руки, прыгнул.

II

Сиди-бель-Аббес. Казарма Иностранного легиона.

Возле зала построений – комнатка с низким потолком, где курит аджюдан[12], читая газету.

Рядом с ним, возле выходящего во двор открытого окна два здоровенных унтер-офицера хрипло коверкают французский язык, пересыпая его германскими словечками.

Открывается дверь. Входит какой-то человек. Это элегантно одетый худощавый мужчина среднего роста.

Аджюдан, недовольный вторжением пришельца, встает с ворчанием:

– Это еще что! Куда смотрит дежурный дневальный?.. А вы, сударь, чего желаете?

– Службы.

Это было сказано четко, повелительно.

Оба унтер-офицера глупо рассмеялись. Мужчина довольно недружелюбно взглянул на них.

– Короче говоря, вы хотите поступить в Легион? – спросил аджюдан.