– Эти нельзя развязать, ваше величество, – ответил Люпен и со смехом добавил: – Я мертв как человек, но жив как француз. Меня удивляет, что ваше величество не понимает.
Император сделал несколько шагов в сторону и продолжал:
– И все-таки мне хотелось бы отблагодарить вас. Я знаю, что переговоры относительно великого герцогства Вельденц были прерваны.
– Да, ваше величество. Пьер Ледюк оказался самозванцем. Он умер.
– Что я могу для вас сделать? Вы отдали мне эти письма… Вы спасли мне жизнь… Что я могу сделать?
– Ничего, ваше величество.
– Вы предпочитаете, чтобы я оставался вашим должником?
– Да, ваше величество.
Император в последний раз взглянул на этого человека, который ставил себя наравне с ним. Затем слегка наклонил голову и, не сказав больше ни слова, удалился.
– Эй, величество, я заткнул тебя за пояс, – прошептал Люпен, продолжая следить за ним взглядом.
И философски добавил:
– Конечно, реванш ничтожный, лучше бы мне вернуть Эльзас-Лотарингию… Но все-таки…
Он умолк, топнув ногой.
– Проклятый Люпен! Ты, верно, навсегда, до последней минуты твоего существования, останешься таким невыносимым и циничным! Побольше серьезности, черт возьми! Теперь или никогда, самое время стать серьезным!
Он взобрался по тропинке, которая вела к часовне, и остановился у того места, откуда сорвалась глыба.
Он расхохотался:
– Отличная работа, а офицеры его величества так ничего и не заметили. Да и как они могли догадаться, что я сам потрудился над этим утесом, что в последнюю секунду я нанес киркой окончательный удар и что глыба покатилась по дороге, начертанной мной между утесом… и императором, жизнь которого я намеревался спасти?
Он вздохнул:
– Ах, Люпен! До чего же ты мудреный! И все потому, что ты поклялся: это самое величество подаст тебе руку! Многого же ты достиг… Ведь «на ладони императора не больше пяти пальцев», как сказал бы Виктор Гюго.
Он вошел в часовню и специальным ключом открыл низенькую дверь маленькой ризницы.