Ночь прошла спокойно. Я просыпался лишь однажды, причем по собственной воле, и буквально на пару минут. Утром меня разбудили, когда начало светать, несильным толчком в плечо.
— Дима, проснись: скоро отправимся.
Мне уже настолько было привычно свое новое имя, что даже спросонья сообразил: обращаются именно ко мне. Хотя, возможно, решающую роль сыграл толчок. Полежал немного, вспоминая сон перед самым пробуждением. А тот был хорош! И связан напрямую с тем, о чем размышлял накануне, рассуждая о личном вкладе в этот мир.
— Все лыбишься?
— Ага. Настроение хорошее, — чего и вам желаю. — Завтракать будем? — поинтересовался я, обнаружив, что им и не пахнет.
— На ходу перекусим.
Ну, хоть не сказали, что уже в Станице.
Порог ничего серьезного собой не представлял. Так, не порог, шивера. И уж тем более, не водопад. Мы прошли его, практически не заметив. Еще несколько часов монотонного плавания, пока, наконец, не показалась сама Станица.
Лимпопо в этом месте резко меняла направление, огибая возвышенность, на которой поселок и располагался. Археологи утверждают, наши предки любили селиться именно в таких местах. И подтверждением тому, многочисленные раскопки. Собственно, да: близость реки, которые когда-то и были единственными дорогами, что зимой, что летом. Возвышенность, куда не заберется половодье. Ну и обороняться проще: с двух сторон охраняет откос. Наверное, имеются и еще какие-нибудь преимущества, но даже этих троих уже за глаза.
— Что это? — удивился я, обнаружив двухэтажное здание, которое никак не могло быть местной постройки.
— Школа.
А ведь и точно, именно она. Типичная сельская школа времен СССР, сложенная из красного кирпича. Без всяких архитектурных изысков, но даже на вид добротная. Только часть крыши не под шифером, под тесом.
— Целая?
— Кому же придет в голову ее ломать? — пожал плечами Игорь.
— Я имею в виду: когда ее угораздило здесь появиться, она была целая?
Вокзалу дал название именно железнодорожный вокзал. Но там одно крыла оказалось как будто отрезанным чем-то острым. Ровнехонько так отрезанным, до зеркального блеска.
— А шут ее знает, вроде целая. Говорят, когда ее обнаружили, в ней даже парты стояли, и учебники со всякими глобусами.
«Удачненько она здесь приземлилась, прямо в оазисе», — размышлял я, разглядывая человека на берегу, который показался мне знакомым. Сначала даже сердце екнуло: один из людей Грека! А значит, не ошибся в своих предположениях. Увы. Человек повернулся к нам лицом, и оказался никем иным, как Иваном. Тем самым Иваном, который провожал всех нас на Хуторе. Или его братом — близнецом. Чего точно не могло случиться: здесь не только родственников никто никогда не встречал, но даже знакомых. Земных знакомых.
«Он что, на мотоцикле сюда приехал?! Или у них какой-нибудь дельтаплан с мотором припрятан?».
Имелся на Хуторе байк, настоящий чоппер. Весь хромированный, с отделанными кожей и бахромой седлами, и таким же багажником сзади. Правда, никто им не пользовался, пылился под навесом.