Наблюдая за Большой медведицей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я не помню, что делал в фонтане, а по поводу зарплаты… Зарплата — единственная стабильная вещь в нашей стране! — вскинув подбородок, воскликнул бывший мертвец, — я себе уже и морковь купить не могу, она теперь дороже бананов стоит! Конечно, морковь ведь в Эквадоре растет, — фыркнул Милош Аскольдович.

— Хватит! — рыкнул Могильников, — и так на душе тошно.

Эскимос замолк, сделал пару глотков чая и отодвинул кружку.

— Весьма специфичный вкус, — поморщился дед.

— Не пей, — холодно ответил Могильников.

— Боюсь даже на пенсию идти с такой зарплатой. Точно придётся за монетками в фонтан нырять, чтобы булку хлеба купить и литр молока, — снова заворчал дед, — да и студенты надоели уже, особенно сын ваш, Дарьян! Кстати! — будто бы осенило его, — Дарьян! Он же в поход собрался. Ну как собрался — я его уговорил!

Могильников навострил уши, перестал есть и вопросительно посмотрел на Эскимоса.

— Да, да! Внучка моя группу собирает, а Дарьян — любитель путешествий, вот я и предложил ему. Целых пять дней его в университете не будет — райское время для меня! — хихикнул доктор наук.

Могильников погрузился в мысли, сделал глоток спирта и впал в ступор.

— Олег Уюкович, с вами все в порядке? На вас лица нет! — минут через десять Эскимос помахал пальцами перед лицом патологоанатома. Тот глухо рыкнул. По телу Милоша Аскольдовича пробежались дерзкие мурашки. Ему даже показалось, что он протрезвел…

Затем Могильников вздохнул. Тяжело вздохнул. Так тяжело, что у бедного преподавателя аж в глазах потемнело. Эскимос понял, что без горячительного напитка разговора по душам не получится. Сидеть рядом с патологоанатомом страшно, а уходить как-то неудобно. Старик, не торопясь, вернулся к шкафу с маринованными конечностями, взял бутылку с ранее продегустированным спиртом и вернулся к столу, вылил чай в раковину, налил жидкости из принесенной бутылки и разбавил водой из стоящей на столе бутылки. Сделал глоток и скукожился, в стакане оказался голимый спирт!

— Я же разбавил! — простонал он.

— Ты разбавил спирт спиртом, друг! — буркнул Могильников.

Эскимос кинулся к канистре — там уже пусто, кинулся к другой — в ней плещется жидкость, напоминающая кровь. Открыл первый попавшийся шкафчик — нашёл бутылку, с надписью: «Седой татарин». Сделал пару глотков из горлышка. В бутылочке вместо воды оказалась водка. Вспотев, доктор наук принялся в панике бегать по ординаторской, ища спасение хоть в какой-нибудь таре. Нашел в дальнем пыльном углу еще одну канистру, аналогичную той, из которой недавно пил воду. Глотнул — опять спирт.

— Чтоб у тебя вся кровь заспиртовалась, — пробормотал он, задыхаясь. Могильников, тем временем, сидел неподвижно, погрузившись в свои мысли. Эскимос подбежал к раковине, открыл кран — тишина.

— Холодную воду отключили — профилактика, — сказал спокойно Могильников.

— Помогите, — сквозь слёзы пробормотал Эскимос.

— Водички? — предложил Могильников и, непонятно откуда, достал пластиковую бутылку. Эскимос пулей подлетел к нему, вырвал бутылку из рук и чуть ли не одним глотком ополовинил.

— Больше никогда не буду пить! — выдохнул Эскимос, сел на стул и посмотрел на Могильникова. Тот держал в руках уже известную читателям фотографию сына, смотрел на нее и медленно, тяжело дышал.

— Олег Уюкович, а что же у вас произошло? Почему вы не можете видеться с сыном? Суд запретил? — поинтересовался Эскимос.